Друг от друга

Открыв паспорт, адвокат принялся тщательно изучать его, пролистав все странички, прежде чем снова вернуться к фотографии и описанию владельца. Я спокойно выдержал его взгляд, обшаривший мое лицо, а потом вновь уткнувшийся в фотографию. Любое замечание могло возбудить подозрение. Люди всегда становятся болтливы, когда теряют самообладание. Я чуть задержал дыхание, смакуя аромат коньяка, застрявший в легких, и молча ждал. Наконец он кивнул и протянул мне паспорт.

— Теперь все? — осведомился я. — Официальная идентификация тела и всякое такое закончено?

— Не совсем. — Адвокат открыл папку на столе, сверился с чем-то, напечатанном на верхнем листе бумаги, и снова закрыл ее. — Согласно моей информации, Эрик Груэн покалечил левую руку в одна тысяча девятьсот тридцать восьмом. Он потерял две верхние фаланги мизинца. Могу я взглянуть на вашу левую руку, герр доктор?

Подавшись вперед, я положил левую руку на его книгу записей. По лицу у меня гуляла улыбка, хотя, возможно, мне нужно бы озадаченно нахмуриться. Но меня поразила странность: оказывается, он получил увечье еще до войны, а у меня почему-то сложилось впечатление, что мизинец он потерял одновременно с селезенкой и способностью ходить. И еще меня насторожил факт, что адвокат, доктор Бекемайер, так точно осведомлен о подробностях анатомии Груэна. И если бы не случайное совпадение, то, пожалуй, моя идентификация как Эрика Груэна могла и не состояться. Другими словами, мой палец или, вернее отсутствие его оказалось куда более важным, чем я предполагал.

— Кажется, все в порядке, — улыбнулся он наконец. И тут в первый раз я заметил, что у него нет бровей, а волосы на голове — скорее всего парик. — Конечно, вам требуется, герр Груэн, подписать еще кое-какие бумаги как ближайшему родственнику, а также для того, чтобы вы могли открыть кредит в банке, пока завещание не вступит в силу. Хотя не думаю, что возникнут какие-то проблемы. Завещание я составлял сам. Как вам, возможно, известно, ваша мать всегда пользовалась услугами банка Шпэнглера, всю свою жизнь, и, естественно, они ожидают, что вы придете снять деньги на цели, оговоренные в телеграмме. Банковский служащий, герр Треннер, готов помочь вам во всем.

— Не сомневаюсь.

— Я правильно понял: остановились вы в «Эрцгерцоге Райнере», герр доктор?

— Да, люкс двадцать пять.

— Очень разумный выбор, если позволите высказать мое мнение. Администратор, герр Бентхайм, мой друг. Всегда ставьте нас в известность, и меня, и его, если мы можем чем-то помочь, чтобы сделать ваше пребывание в Вене как можно приятнее.

— Спасибо.

— Панихида состоится завтра в одиннадцать, в Карлскирхе. Это всего в нескольких кварталах от вашего отеля. На другом конце Гасхаус-штрассе. Похороны в семейном склепе на Центральном кладбище — это во французском секторе.

— Я знаю, где Центральное кладбище, герр Бекемайер, — кивнул я. — И кстати, пока не забыл, спасибо вам за то, что все организовали. Как вы знаете, мы с матерью не особо ладили.

— Для меня это большая честь, — произнес он. — Я двадцать лет был адвокатом вашей матери.

— Наверно, всех других она умудрилась оттолкнуть от себя, — холодно заметил я.

— Она была старой женщиной, — заметил он, как будто это служило исчерпывающим объяснением всему, что происходило между Эриком Груэном и его матерью. — Но все-таки ее смерть оказалась для всех неожиданной. Я считал, она проживет еще несколько лет.

— Значит, она совсем не страдала.

— Совершенно. Я видел ее накануне дня ее смерти в Главном госпитале Вены на Гарнизон-гассе. Она выглядела вполне здоровой. В постели, да, но очень бодрая и жизнерадостная. Так любопытно…

— Что именно?

— Как иногда является смерть. Когда мы совсем не ждем ее. Вы придете, доктор Груэн? На похороны?

— Разумеется.

— Да? — слегка удивился он.

— Что было, то прошло — так я всегда говорю.

— Такие чувства достойны восхищения. — Тон такой, словно он сам себе не вполне верил.

Вытащив трубку, я принялся набивать ее. Трубку я начал курить, стараясь стать еще больше похожим на Эрика Груэна и чувствовать себя им. Трубки и всякие штучки, им сопутствующие, я не особо любил, но не мог придумать ничего лучшего, чтобы убедить себя, что я — Эрик Груэн, разве что купить себе инвалидное кресло.

— На похороны придет кто-нибудь еще, кого я знаю? — небрежно осведомился я.

— Придут несколько старых слуг, — ответил он. — Но знаете вы их или нет, точно не скажу. Придут и другие люди, конечно. Имя Груэнов еще кое-что значит в Вене. Что вполне понятно. Я полагаю, вы не пожелаете возглавить шествие скорбящих, герр доктор.

— Нет, это было бы чересчур. Предпочитаю держаться во время процессии где-нибудь на заднем плане.

— Да, да, так, наверное, будет лучше, — покивал он. — Учитывая все обстоятельства. — Бекемайер откинулся на кресле и, пристроив локти на подлокотниках, свел кончики пальцев вместе. — В телеграмме вы написали, что намереваетесь ликвидировать свои акции в «Груэн Сахар».

— Да, верно.