17
Сейчас три часа ночи, и я закончила письмо. Я не сплю с часу дня, расхаживаю по своему кабинету, не в силах уснуть. В голове — сумасшедшая вереница вопросов.
Кто был тот человек на краю воды?
Почему я нашла монету Майкла именно на том месте, где он стоял?
Когда я решила, что разумно иметь друга по переписке в тюрьме?
Как мне снова обрести разум?
И, наконец, почему Эйдан ушел, не попрощавшись?
Потому что именно это и произошло. Выйдя из дома прямо посреди нашего разговора, он забрался по лестнице на крышу, накрыл одну ее часть синим водонепроницаемым брезентом, убрал с чердака немного промокшей изоляции, а затем с ревом умчался в темноту на своем большом грузовике-мачо, как будто женщина, которую он затрахал прошлой ночью до отключки, не ждала его внизу.
Я на самом деле не понимаю мужчин.
Иметь дело с мужчинами — все равно, что иметь дело с враждебным инопланетным видом, который совершил аварийную посадку на планете и решил, что наш язык и обычаи слишком глупы, чтобы с ними возиться. И впредь к нам следует относиться с легким презрением и/или как к объектам случайной сексуальной разрядки, после которой можно снова вернуться к игнорированию. Мы же низшие существа.
Однако с сигнализацией я чувствую себя лучше, так что это — положительный момент.
Маленький зеленый огонек на хабе весело светится на стене у двери, напоминая мне, что в случае ложной тревоги копы доберутся до меня меньше чем через десять минут, если я забуду отключить сигнализацию.
Или в случае, если кто-то вломится, чтобы попытаться убить меня, но я не думаю об этом.
Я складываю письмо для Данте вчетверо и кладу его в конверт, а конверт отправляю в верхний ящик стола, думая, что утром решу; отсылать его по почте или нет. Затем тяжело опускаюсь на стул у стола и рассеянно потираю зажатый меж пальцами пятицентовик с буйволом, глядя на задернутые шторы в глубокой задумчивости.
Пока прямо над моей головой в хозяйской спальне не скрипит половица.
Я замираю, уставившись в потолок. Когда после нескольких мучительных секунд ничего не происходит, я нервно бросаю взгляд на хаб на стене.
Зеленый огонек ободряюще светится мне в ответ.
Я расслабляюсь на две секунды, пока над головой не скрипит еще одна половица, затем еще одна, и я покрываюсь холодным потом.
— Это ветер, — шепчу я, хватаясь за подлокотники своего кресла и учащенно дыша. — Это всего лишь ветер.