Друг по переписке (ЛП)

Я вспотела. Почему я потею? Господи, я поджариваюсь заживо.

Оттягивая воротник рубашки, я говорю:

— Если это личное, почему ты вчера ушел, не попрощавшись?

— Приезжай сюда, и я тебе скажу.

Оттягивая время, я спрашиваю:

— Куда это сюда?

Он мягко говорит:

— Ты знаешь куда. И не утруждай себя надеванием трусиков. Их разорвут в клочья.

Эйдан отключается, оставляя меня еще более дезориентированной и дрожащей, чем до звонка.

Я сомневаюсь, стоит ли мне идти к нему домой.

Я знаю, что это неразумно. Я выпила два бокала вина, у меня есть работа, которую нужно закончить, а он — скользкий путь, по которому я скатываюсь с молниеносной скоростью. Прекрасное отвлечение от крушения моей жизни.

Однако опасность отвлекающих факторов заключается в том, как быстро они могут вызвать зависимость.

— И разве ты уже не достаточно натерпелась? — шепчу я, уставившись на фотографию в рамке на стене, на которой мы с Майклом изображены в день нашей свадьбы.

Это был чудесный майский день. Небо в тот раз было безоблачным, а воздух напоен ароматом жимолости. Стоя рядом со мной в смокинге на ступенях церкви, Майкл смотрит на меня сверху вниз. Он широко улыбается, красивый даже в профиль, одной рукой обнимает меня за талию.

Одетая в пенистое платье без рукавов из шелка и кружев, с букетом белоснежных калл, я стою рядом с ним, глядя прямо в камеру.

В отличие от Майкла, я не улыбаюсь.

Я помню, как я нервничала в тот день. Как мой желудок скрутило в узлы. Как сильно Майкл сжимал мои руки, когда мы произносили наши клятвы. Позже он сказал, что я была так бледна и дрожала, что он подумал, будто я могу упасть в обморок прямо там, у алтаря.

Я никогда не говорила ему, что меня вырвало перед тем, как я пошла к алтарю. Это не то воспоминание, которым вы хотели бы поделиться с мужем. И не то, которое хотели бы иметь сами. Таким вещам не место в воспоминании о дне, который должен быть лучшим в жизни.

И поэтому я заперла этот эпизод в памяти так крепко, что он никогда больше в ней не всплывал.

До сих пор.

Я замечаю на фотографии кое-что, чего никогда раньше не замечала. В нескольких дюймах ниже моего правого плеча на бицепсе есть пятно. Придвинувшись ближе к фото, я прищуриваюсь, чтобы разглядеть. Подняв руку, провожу пальцем по стеклу в том месте, где осталось пятно.

Но оно не стирается, потому что это не пятно.

Это синяк.

Маленький темный синяк в форме большого пальца.

Я застываю. Внутри меня что-то темное собирается в бурю. Шум, подобный тысяче взмахов крыльев, эхом отдается в моих ушах. Под ним слышен слабый приглушенный звук, который мог бы быть криком, но звучит так, как будто он доносится издалека.

Или из-под воды.

Крошечные волоски у меня на затылке встают дыбом.

Я чувствую, как будто важное понимание витает вне моей досягаемости, ключ к замку на двери, о существовании которой до этого момента я даже не подозревала.

Что это? Что я упустила?

Затем настольная лампа снова мигает, разрушая чары.

Тряхнув головой, чтобы прояснить сознание, я дрожащими руками пишу Эйдану сообщение.

«Сейчас буду».

18

Прежде чем я успеваю постучать, Эйдан распахивает дверь.

Он затаскивает меня внутрь, пинком захлопывает дверь, заключает в объятия и страстно целует.

Я целую его в ответ, отчаянно желая, чтобы он заставил меня забыть обо всем, кроме того, что я чувствую, когда его губы касаются моих.

Не говоря ни слова, он стягивает мою футболку через голову, швыряет ее на пол и снова целует меня.

На нем нет рубашки, так что мои груди прижаты к его обнаженной груди. Его кожа гладкая и горячая, и это ощущение прекрасно.

— Я думала, ты должен был рассказать мне, почему вчера ушел, не попрощавшись, — поддразниваю я.

Вместо ответа он поднимает меня на руки и несет в свою спальню. Я поражаюсь, что он может делать это с такой легкостью, потому что я и близко не миниатюрная. Но затем он опускает нас на матрас и прижимается своим длинным, твердым телом к моему, и я забываю о его силе, потому что слишком занята, наслаждаясь этим ощущением.

— Я люблю твой вес, — говорю я, задыхаясь, извиваясь под ним. — Ты такой твердый.

Я чуть не добавляю, что так я чувствую себя в безопасности, но вовремя прикусываю язык. Сейчас не время болтать о моем недавнем срыве после того, что произошло на кухне.

Целуя меня в шею, Эйдан говорит:

— Это номер один в списке вещей, которые тебе нравятся во мне?

— Это даже не входит в первую десятку. Пожалуйста, продолжай. Я люблю ощущение твоей бороды на моей коже.

Он хрипло говорит мне на ухо:

— Ты уже дважды произнесла слово «любовь», маленькая зайка, — когда я не отвечаю, он поднимает голову и смотрит на меня, изогнув бровь.

Дрожа, я шепчу:

— Ох. Ладно.

Он усмехается.

— Эй, если тебе может сойти с рук использование этого слова в разговорах, то и мне тоже.

— О, ты думаешь, к зайкам применимы те же правила, что и к большим злым волкам?

Его тон мрачен и горяч, и в глазах есть волнующий блеск опасности. Точно зная, что я делаю, я невинно моргаю.

— Я думала, зайки установили правила, которым должны следовать волки.