Вспышка и взрыв пневмовездехода не остались незамеченными. Майор первым из «омеговцев» отреагировал на взрыв, даже высунулся в окно. Но поезд поворачивал, и рассмотреть толком, что к чему, Фомичев не смог.
– Что это было?
– Да вроде все в порядке, товарищ майор, – ответил «омеговец», перевязывая шнурок в высоком ботинке.
– Разберись, выясни.
Тот кивнул:
– Есть.
«Омеговец» застегнулся под самое горло, поправил короткий автомат и вышел на площадку.
А Бондарев и Раскупляев уже забрались по металлической лесенке на крышу последнего вагона и, прижимаясь, сгибаясь от ледяного ветра, добрались до люка. Бондарев открыл его. Крышка громыхнула. Клим наклонился, втянул в себя запах. Внутри вагона было темно, пришлось воспользоваться, как тогда, в подземных коммуникациях, вместо фонарика телефоном. Пятно света упало на цилиндры желтых бочек, которыми был заполнен вагон.
– Твою мать, – пробормотал Клим почти тихо, так, что певец, находившийся в полуметре от него, ничего не услышал.
Пятно света скользило по крышкам бочек. Бондарев подался к певцу.
– Ты знаешь, что это?
– Химия какая-то, – крикнул певец.
– Это нервно-паралитический газ в сжиженном виде. Этого вагона хватит на то, чтобы стотысячный город из живого стал мертвым. Может быть, и на двести тысяч такого вагона будет предостаточно.
– Что? – перекрикивая грохот колес и лязг железа, спросил Раскупляев.
– Нервно-паралитический газ.
– Я же говорил тебе, химию какую-то в поезде перевозят.
– Химию, точно. Давай в вагон, пока нас ветром с крыши не сдуло.
Бондарев ловко сбросил вниз ноги, завис на руках, затем исчез в открытом люке. Певец последовал за ним. Бондарев шел по крышкам бочек.
– Мы здесь не сдохнем, часом?
– Не бойся, – ответил Бондарев, – крышки герметичны, они же с учетом транспортировки изготовлены, запас прочности у них будь здоров.
Бондарев не был уверен в том, что говорит, но слова произносил громко, с видом знатока. И Раскупляеву оставалось лишь согласно кивать в ответ.
– Если ты говоришь, что такого вагона на стотысячный город хватит, то надо об этом в Москву сообщить, – то ли в шутку, то ли всерьез бросил Раскупляев, – в штаб МЧС, – певец вспомнил министра МЧС, который однажды похлопал его по плечу, поблагодарил за участие в концерте. – А я даже с министром знаком, – сказал он.
– Очень хорошо, – ответил Бондарев. – Вот и звони ему.
Певец вытащил из кармана свой мобильник, который «омеговцы» даже и забирать у него не стали, потому как у певца в то время были связаны руки.
Певец попытался набирать первый пришедший в голову московский номер, это был телефон продюсера, а уж продюсер должен думать, куда и кому звонить. Телефон певца оказался вещью хоть и очень эффектной и дорогой, с большим экраном, полифонической музыкой, памятью на двести номеров, но абсолютно бесполезной, если роуминг отсутствует. Сколько певец ни старался, в конце концов он лишь в сердцах выругался матом и защелкнул крышку телефона.
Бондарев извлек из кармана куртки свой на вид неуклюжий титановый мобильник с сапфировым стеклом, с кнопками без всяких знаков. Нажатиями трех кнопок его телефон заработал, на дисплее появились цифры, и побежала пульсирующая линия. Певец смотрел на Бондарева, как ребенок на волшебника.
– Алло, это я, – абсолютно спокойным, тихим, бесстрастным голосом произнес Бондарев.
Слышимость была такая, словно человек находился в десяти шагах.
– Клим Владимирович, вы где?
– Да вот в поезде еду. И все бы ничего, да холодно очень.
– В каком поезде?
– В том самом, который захватили наши друзья.
– В каком вы сейчас месте?
– Прошли станцию Белый Камень, – тихо и внятно сказал Бондарев.
Клим хорошо слышал, как помощник президента отдавал кому-то распоряжения.
– Дело в том, что состав везет химическое оружие, сжиженный нервно-паралитический газ. Пока все вагоны на месте. Охрана уничтожена. Поезд, судя по всему, они погонят на Москву и двигаться будут, насколько я их уже знаю, без остановок. Арифметика несложная.
– Да, да, я все понял, – как подчиненный перед начальником говорил помощник президента. – Клим Владимирович, пока ничего не предпринимайте, мы сообщим вам о том, какое решение будет принято. Вы меня слышите?
– Прекрасно слышу. Только поторопитесь. Как мне кажется, поезд набирает ход.
Клим отключил телефон. Николай Раскупляев смотрел на странный аппарат в руках Бондарева, ничего не понимая.
– Это что?
– Телефон рыбацкий, – улыбнувшись, сказал Клим.
– А он что…
– Да, везде работает, даже под водой. Только там беда, если рот откроешь, воды нахлебаешься. А так он и под водой…
– Где такие продаются? Я себе тоже такой куплю.
– Ладно, Николай, как-нибудь, если живы останемся, я расскажу тебе по секрету, в каком магазине такие аппараты приобретают.
– А с кем, если не секрет, вы разговаривали, с военными или милицией?
– Есть у меня один человечек, в общем, неплохой мужик, иногда помогает решить сложные вопросы. И я ему за это благодарен.
Раскупляев кивал, и с губ не сходила простодушная улыбка, как у ребенка восьмилетнего.
Тем временем рация в комнате диспетчеров сортировочной уже надрывалась: