Друг Президента

А потом Бондарев вытащил из кармана куртки телефон в титановом корпусе и долго вертел его в руках, словно раздумывал или любовался прекрасно сделанной умной вещью.

* * *

Уже виднелся впереди город, вдоль путей мелькали склады, гаражи. Рация вновь ожила.

– Майор, вы слышите меня? – голос Сидорова звучал вкрадчиво.

– Говори.

– Я договорился, что ваши требования будут немедленно переданы президенту. И он уже сам решит, выходить с вами на связь или нет. Большего я не смог сделать.

– Для такого, как ты, и это немало.

– Каковы ваши условия?

То, что услышал полковник, повергло его в шок. Фомичев спокойно сообщил ему свои простые и в то же время невыполнимые требования. Он готов был остановить и передать военным поезд со смертоносной начинкой в случае, если все силовые министры России и сам президент добровольно уйдут в отставку, потому как «им доверия больше нет». И добавил, что для этого есть прекрасный повод – сегодняшнее новогоднее обращение главы государства к народу. Именно на Новый год в эфире должен прозвучать из уст президента весь этот ужас.

– Я передам, – дрожащим голосом сообщил полковник Сидоров.

– Я уверен, что мои требования передадут ему и без тебя, наши переговоры слушают все спецслужбы, ты улицу зеленую обеспечивай. Вот и все, что от тебя требуется. А в качестве жеста доброй воли я не взорву один вагон в городе, который сейчас у меня на пути.

О том, что вагон взорвать он попросту не может, майор не упомянул, уверенный, что его люди вскоре восстановят контроль над составом.

А Сидоров прикинул, что если поезд будет и дальше следовать такими темпами, то в новогоднюю ночь, аккурат перед выступлением президента, окажется в Москве.

…В созданном по ЧП штабе президента, конечно же, заверили, что сумеют взять ситуацию под контроль – пусть минуют город, а потом на поезд будет высажен десант, вертолет уже в воздухе. Лучше попытаться захватить, и уж в случае неудачи – крайняя мера, пустить под откос подальше от населенных пунктов.

* * *

Наконец Бондарев решился. Телефон включен, экранчик дисплея засветился, по нему пробежала прерывистая линия.

«Слава богу, связь есть».

Три нажатия кнопки, пауза и повтор. Бондарев держал мобильник в руке и смотрел на экранчик, на поблескивающее сапфировое стекло. Короткие штрихи, бегущие слева направо, слились в сплошную линию.

– Это я, – сказал он таким тоном, каким мужчина звонит домой жене, чтобы сообщить, что он задержался на работе и к нужному времени никак не успеет…

– …

– Что у нас? Без особых изменений пока. Один вагон с химическим оружием отцеплен, а я с певцом Николаем Раскупляевым нахожусь в конце поезда.

– Вам идет подмога, – услышал Клим и прикусил губу. – Но если сейчас не удастся спецназу захватить поезд с воздуха, принято решение пустить его под откос за сто километров от Москвы, – предупреждал президент, явно ожидая ответа.

Но Клим не торопился. Он морщил лоб и загадочно улыбался.

Президент, не дождавшись ответа, резко, почти приказным тоном сказал:

– Мой тебе совет, Клим, покинуть состав. Ты меня слышишь?

– Конечно, слышу. Кажется, я их уже вижу. Вертолет?

– Да, – сказал президент.

Бондарев выглянул в выбитое окно. Он увидел, как к составу, зависая над ним, подлетает вертолет. Даже в темноте его очертания были хорошо видны, только вот гул сносил ветер, да и грохот, скрежет тормозов не давали различить шум винта.

– А с кем это ты разговаривал? – поинтересовался Николай.

– С другом, – ответил Бондарев, причем сказал он это так, что и сомнения не возникало в правдивости ответа.

– А-а, – произнес певец. – Может, и мне дашь позвонить?

– Кому? – спросил Клим.

– Жене, детям, они, наверное, волнуются.

Но поговорить не пришлось. Загрохотали выстрелы. Бондарев помрачнел.

– По вертолету лупят.

– По какому вертолету? – осведомился певец.

– Который за нами прилетел.

Перестрелка была недолгой. Как и предполагал Клим, «омеговцы» не дали вертолету и людям, находившимся в нем, высадиться на крыше вагонов.

Когда вертолет уже завис над составом и первый спецназовец завис над крышей, Фомичев выставил в окно тепловоза приспособление для забрасывания крюков на крыши зданий. Щелкнула пружина, блестящая «кошка» мелькнула, увлекая за собой тонкий металлический тросик. Майор еле успел разжать пальцы. Арбалет-катапульта исчез за окном. Трос мгновенно намотался на винт вертолета, сдавив тяги, регулирующие угол наклона лопастей. Что-то хрустнуло, и вертолет, задрав нос, завертелся на месте, спецназовец, висевший на тросе, успел отстегнуть карабин и улетел в снег.

Буквально через десять секунд за поездом раздался взрыв. Разваливающийся в воздухе вертолет чуть не рухнул на последний вагон. Певец скрежетнул зубами и ударил кулаком в стену.

А в тепловозе, прикованный наручниками к металлической штанге, Родион Пупкович, у которого даже возможности сесть на пол не было, качался из стороны в сторону. Вся обстановка, выстрелы, до зубов вооруженные люди, относящиеся к нему безо всякого почтения, действовали на него унетающе. Ему все стало безразлично, даже собственная жизнь. Он мечтал лишь об одном: скорее бы все закончилось.