Друг стад

И, как оно бывало с десятками охотников до меня, инстинкт одержал верх — и я аккуратно нажал на курок. Наверняка оглушительный грохот и сотрясение воздуха от разрыва патрона на мгновение меня оглушили, хотя в тот миг я даже не заметил, как разрядилось ружье, равно как и не ощутил и болезненной отдачи.

Гигантский олень встал на дыбы — и завалился назад секунду спустя после того, как заряд крупной дроби ударил его точнехонько в основание шеи. Я загнал в патронник очередной патрон и опасливо преодолел то небольшое расстояние, что отделяло меня от распростертой на земле туши.

«Странное дело, — помнится, подумал я, — я отлично знаю, что он мертв, но вот сердце у него почему-то со всей отчетливостью бьется».

И тут же осознал, что слышу стук собственного сердца, которое, того и гляди, выскочит из груди. Ощущение было такое, словно с каждым ударом руки мои цепляются за электроизгородь. Должно быть, у меня из-за перевозбуждения что-то вроде сердечного сбоя! — догадался я. Неужто взрослый мужчина способен так разволноваться только из-за того, что подстрелил оленя? Однако ж с тех пор мне не раз доводилось слышать о видавших виды охотниках, испытывавших те же симптомы.

Я внимательно осмотрел превосходный экземпляр, затем несколько раз пересчитал отростки на рогах. После того, как сердцебиение слегка унялось, я решил, что надо бы освежевать оленя до того, как подоспеет Хэппи проверять, попал ли выстрел в цель. Я не сомневался, что, при его-то охотничьем опыте, Хэппи, несомненно, узнал звук собственного ружья и в точности вычислил место, откуда он раздался. Но едва я занес над тушей нож, внезапно затрещали сучья, зашуршали ветви, и на тропе позади меня снова послышалось тяжелое дыхание. Это подоспел Хэппи. И чего стоили все его предостережения, все его лекции касательно того, что ни в коем случае не дозволяется покидать собственную засадку до окончания охоты! Ломая тростники, продираясь сквозь камыши и колючие лозы, он сломя голову мчался к засадке номер двадцать.

— Ну же, ты подстрелил его, подстрелил или нет? — задыхаясь, вопросил он. Лицо его раскраснелось, на лбу кровоточила царапина, — верно, задел за сук, ломясь через болото и чащу. И тут Хэппи увидел громадину-оленя.

— Господи милосердный! — благоговейно воскликнул он. — Экий красавец-то! Ну-кось, посчитаем, сколько у него отростков. — Хэппи насчитал восемь. Я, впрочем, претендовал на все девять, но Хэппи стянул с пальца обручальное кольцо — проверить, удержится ли оно на последнем отростке. Не-а, этот уже не считается. — Кажется, таким взволнованным я видел его впервые в жизни; я готов был поклясться, что сердце его колотится точно так же, как и у меня — несколько минут назад. Возможно, тогда я этого не знал, зато знаю теперь: настоящий спортсмен испытывает ощущения куда более острые, если трофей достается его детям или гостям.

До сих пор мне как-то не приходило в голову, что гигантского оленя еще предстоит вытаскивать из лесу. Но вот, наконец, я с запозданием осознал, как далеко в чащобу мы забрались и как непросто будет доставить оленя к лодке. Я знал, что выпотрошенный он станет отчасти полегче, и все-таки перспектива тащить на себе тушу весом по меньшей мере в три сотни фунтов внушала мне некоторую тревогу.

— Да расслабься, старина! — приказал Хэппи. — Ты знай себе радуйся, а уж дотащить-то мы его дотащим. В Нью-Йорке найдется немало богатеев, которые что угодно отдали бы за то, чтобы оказаться сейчас на твоем месте.

— Да знаю, знаю… но разве нам такая туша по силам?

— Э, тоже мне, горушка для степняка! — воскликнул он. Это свое любимое присловье Хэппи поминал всякий раз, когда перед нами вставала трудная задачка. Он извлек на свет маленький армейский топорик, — на поясе у него болтался целый арсенал, — и срубил молоденькое деревце. Очистив ствол от листьев и веток, мы перевернули оленя на спину и привязали его за ноги к шесту. Хэппи взялся за шест спереди, я — сзади, и мы двинулись по тропе, спотыкаясь и пошатываясь под непосильной ношей.

Добравшись до очередной засадки, мы устраивали небольшой привал и в подробностях обсуждали с охотниками великое событие. Очень скоро Хэппи взял роль рассказчика на себя и изрядно приукрасил первоначальную версию. Пока я слушал с открытым ртом, тщетно пытаясь вставить в разговор словечко-другое, Хэппи излагал историю удачного выстрела во всех деталях, многие из которых оказывались новостью даже для меня.