Другая

– Почему? У вас вроде свадьба намечалась…

– Я уехал тайно, ничего ей не сказав, и это ещё один грех, за который мне придётся отвечать. Но не перед тобой, понятно?

– Понятно, не злись, – Павлов слегка пожал плечами.

– Извини… – Михаил невидящими глазами обратился к окну. – Много на мне грехов, Витя. Но и раскаяния не меньше… Ладно, что теперь об этом говорить.

– Так что там со службой на флоте вышло?

– А ничего путного не вышло. Не справился я. Нет, в профессии мне равных не было, всё-таки голова у меня варит нормально, да и руки из нужного места растут, а вот характер собственный подлянку устроил. Не смог я ужиться с мужиками, Витя, а всё из-за гордыни своей. Они меня тоже, впрочем, не жаловали. А какому опытному волку понравится, если его будет жизни учить салага сопливый? В общем, прослужил я год, промучился, а потом списался на берег и, вместо того, чтобы домой ехать, виниться перед любимой девушкой, меня ещё дальше понесло. Города и службы менялись, а я оставался с самим собой и с собственным дрянным характером. Других людей в своих несчастьях винил, а чтобы на себя посмотреть честным взглядом – решимости не хватало. Или ума.

– А теперь, значит, ты поумнел…

– Когда я в Ойске оказался, вот тут-то меня прижало по-крупному. Словно все мои прошлый грехи разом навалились и затоптать надумали. Выть хотелось, веришь. От безысходности, бессмысленности своей жизни. Никому я в итоге ненужным оказался. Сам себе нужен не был!

– Запил?

– Запил бы… У меня, Вить, папаша алкоголик, и я всю жизнь от этого бежал, боялся, что так же могу кончить, как родитель. Но в один момент сломался. Купил бутылку, закрылся в доме и… Шурик помешал.

– Какой Шурик?

– Ну, брат Тамары…

– А, которая на рынке торгует с Лилей…

– Да, соседка её. Вообще-то Шурик с Тамарой в ссоре уже несколько лет, ну, там семейная история какая-то. И сначала она Лиле отказала, когда та её просила обо мне в Ойске поспрашивать. А потом подумала, подумала, да и позвонила брату. Ты не представляешь, Витя, как он ей обрадовался! – Мишино лицо осветилось улыбкой. – Весь вечер, что мы с ним сидели, только о ней и говорил, мол, какая у него прекрасная сестра и какой он сам дурак, что обидел её когда-то. Всю мою бутылку от радости вылакал, хотя сам-то не алкаш, не подумай. Просто отпустило человека. Ну вот, от Шурика я и узнал, что Лиля меня ищет. И так меня это потрясло, что я сам чуть от шока к бутылке не потянулся, вовремя остановился. А на следующий день я уже в поезде сидел…

Они помолчали, каждый о своём.

– Виктор… – спустя несколько минут сказал Михаил, не поворачивая головы на водителя.

– Не было у нас ничего. Ты ведь об этом хотел спросить?

– Об этом…

– Не скрою, понравилась она мне, хоть и виделись мы с ней всего один раз. Но… очень она мне сестрёнку мою младшую напомнила, Олю. Лицо решительное, а сама… несчастная и какая-то неприкаянная, что ли… Знаешь, как человек, который никак не может понять: что он тут, на Земле, делает? Как моя сестра… – голос Павлова дрогнул. – Оля из окна выбросилась. Так и не нашла ответ на свой вопрос, понимаешь?

– Понимаю…

– В общем, как увидел я Лилю, так сердце моё чуть из груди не выскочило. И такая жалость вдруг накатила, так мне захотелось хотя бы для этой девушки сделать то, что я для сестрёнки своей не успел!.. Короче, я сразу решил на твои поиски вместе с ней ехать, когда про Ойск узнал. Прямо тебе об этом говорю, чтобы не было между нами недомолвок. Я даже из командировки раньше вернулся. А тут ты…

– А тут я…

– Не простая у неё жизнь была, Миша. Мать запойная, отец – преступник. Но самое главное, самое тревожное – эта беда с памятью её.

– А что такое с её памятью? – удивился Михаил.

– Так ведь не помнит она ничего из прошлой жизни. Ты разве не знал об этом?

– Н-нет… Как не помнит?

– Вот так. Совсем другие картинки память ей подкидывает. Другой дом, другую семью, окружение другое. Ты только.

– Что я?

– О тебе она только не забыла, Миша. Вот уж не знаю, почему. Не просто же так искать начала. Я вот тут подумал: может, твоё появление толчком послужит для её памяти? Как ты думаешь? Увидит тебя, и всё сразу вспомнит. Я узнавал, в медицинской практике такое бывает.

– Не знаю…

– Вот и я не знаю, брат, – вздохнул Павлов, – но надеяться хочется. Всё, приехали.

Автомобиль плавно затормозил. Михаил посмотрел в окно – перед ними сверкало разными огнями здание аэропорта. Надо же, за разговором он не заметил, как они достигли цели.

– Так, все вопросы буду задавать я, ты только рядом стой и помалкивай. Всё ясно? – голос Павлова изменился, стал резким, жёстким.

– Ясно, не переживай.

– Тогда идём.

Они вышли из машины и направились к центральному входу, куда нескончаемой рекой вливались будущие авиапассажиры. После разговора с Виктором у Миши осталось гнетущее чувство, природу которого он никак не мог понять. И, лишь проходя через звенящую охранную рамку, понял: это чувство имело запах страха. Он страшно испугался, что Лиля никогда его не вспомнит…

Глава 29