Другая Америка. Запад в свете духовной науки

То существо, которое тогда бродило по Земле, было, конечно, в отношении его душевного склада животноподобным, во эти животноподобные тела людей использовались духовно-душевными существами, которые зато чувствовали себя принадлежащими к сверхчувственным, прежде всего к космическим мирам. И можно сказать: если достаточно далеко углубиться в прошлое, скажем, вплоть до пятого дохристианского тысячелетия, то люди там оказываются такими, что они пользовались своим животноподобным телом больше как орудием, чем чувствовали себя живущими в нем. Если захотеть точнее охарактеризовать тех людей, то надо сказать следующее: когда эти люди были в состоянии бодрствования, то они расхаживали, во всяком случае, как животные с их инстинктивной душевной жизнью, но в эту инстинктивную душевную жизнь вторгались, внося в нее свет, как бы сновидения наяву, происходящие от переживаний этих людей в состоянии сна. И в этих сновидениях наяву они познавали, что они пришли на Землю свыше, чтобы лишь воспользоваться животноподобными телами. То самое, что тогда действительно было человеческим внутренним душевным строем, перешло потом в одну культовую концепцию, в священнодействие культа Митры, где, как мы видим, главным символом был Бог Мирта, который едет верхом на быке; над Ним Небо с его светилами, и Он принадлежит Небу; внизу же земное существование, к которому принадлежит бык. Этот символ был для тех людей, собственно, никак не символом, но непосредственным ясновидением самой действительности. Человек ощущал тогда свой душевный строй таким, что он говорил себе примерно следующее: когда ночью я нахожусь вне моего тела, то я принадлежу к тому, что суть силы Космоса; а когда утром я пробуждаюсь, то я пользуюсь животными инстинктами, действующими в звероподобном теле.

То, что было прежде этим человеческим душевным строем, сохранилось благодаря Мистериям, — главным образом благодаря азиатским Мистериям. Однако, человечество в общем, поскольку оно не было охвачено мудростью Мистерий, жило более или менее сумеречной, тусклой жизнью вплоть до начала третьего тысячелетия; в начале третьего тысячелетия до Мистерии Голгофы жизнь людей в странах азиатского мира и вообще известного им тогда мира была в общем сумеречной душевной жизнью, инстинктивной душевной жизнью; но тогда там были Мистерии, внутри которых посредством действенных церемоний могли реально действовать духовные миры. И оттуда затем опять и опять излучался свет прочим людям.

И вот, в начале третьего тысячелетия совершилось нечто весьма значительное. Если захотят охарактеризовать происхождение тогдашней сумеречной душевной жизни, больше инстинктивной жизни людей, то можно сказать, что у людей их духовно-душевное существо еще не могло пользоваться собственными органами человеческого рассудка. Эти органы рассудка тогда уже наличествовали, они уже образовались у людей в их физическом существе, но духовно-душевное существо человека еще не могло воспользоваться этими органами рассудка. Так что, люди тогда еще не могли обрести что-либо из познаний посредством своего мышления, посредством своей способности суждения. Они могли иметь лишь то, что им давалось из Мистерий. И как раз тогда, в начале третьего тысячелетья, далеко на востоке Азии произошло значительное событие.

Там в обстановке церемониальных служб Мистерий стал беспрепятственно подрастать один ребенок из тогдашней знатной азиатской фамилии. Обстоятельства сложились таким образом, что этот ребенок мог принимать участие в культовых церемониях Мистерий благодаря тому, что руководящими жрецами Мистерий ощущалось, как некая инспирация, то, что они однажды должны будут допустить этого ребенка к участию в Мистериях. И когда тот человек, который жил в этом ребенке, достиг примерно сорокалетнего возраста, тогда обнаружилось нечто замечательное (и тут, безусловно, надо сказать, что это событие пророчески более или менее предвидели жрецы Мистерий). Обнаружилось, что этот человек, которому было дано вырасти внутри одной восточно-азиатской Мистерии, по достижении им сорокалетнего возраста внезапно начал постигать посредством человеческой способности суждения, смысл того, что прежде приходило к людям только через откровение, получаемое в Мистериях. Он был неким образом тем первым, кто смог воспользоваться органами человеческого рассудка, не только примыкая к Мистериям.

Если мы переведем на наш нынешний язык то, что жрецы Мистерий говорили об этом важном деянии, то мы тогда можем сказать: в этом человеке воплотился не более и не менее, чем сам Люцифер! — и это есть важный, многозначительный факт, что в третьем дохристианском тысячелетии на Востоке Азии действительно осуществилась инкарнация во плоти Люцифера. И от этого телесного воплощения Люцифера ведет свое происхождение (ибо эта личность затем стала учить людей) то, что можно собственно обозначить как дохристианскую, языческую культуру и что еще жило в гнозисе первых христианских столетий.