Другая Белая

Через пару недель они поехали с ответным визитом на юг Англии. У Джона и Джил был просторный особняк, тоже в псевдо-тюдоровском стиле: белые стены с каркасом из темного дерева. Вошли в дом — розово-голубые диванчики, коврики, подушечки, занавесочки, статуэточки, картиночки, ненастоящие цветочки — и настоящий пудель с бантом. «Улыбаться, как ни в чем ни бывало!» — приказала себе ошарашенная столь стародевичьим интерьером Марина. Стол был накрыт, но пуст. Когда сели, был подан томатный суп (Марина знала — суп из банки, сама такой покупала в «Marks & Spencer»), на второе был — стейк (вкусно), к нему — выложенные отдельно вареная морковь целиком, цветная капуста и брокколи (полезно и разноцветно), соус «gravy» (его она не любила). На десерт — яблочная шарлотка со сливками (сытно). Кофе пили в гостиной, потом рассматривали фотографии внуков. Марину, с ее привычкой за кофе говорить о мироздании, как минимум — о роли интеллигенции в истории, так и подмывало начать обсуждать хотя бы отличительные особенности английского национального характера в сравнении с русским. Но не могла найти зацепку для начала дискуссии.

— Мы такие разные, — начала она.

— Да, особенно климат. И как вы там выживаете?

Тут уж пришел черед Дэвида — очевидца, вернувшегося живым из февральской Москвы. Он живописал все, особенно электронное табло на московском телеграфе с цифрами -25 °C.

За этим последовала легкая беседа о капризах погоды. Способствует расслаблению ума. Пришлось присоединиться, хотя так хотелось ввязаться в серьезный спор и обязательно выйти из него победителем.

Джон, всегда как бы полусонный, иногда просыпался и вливал свои комментарии в каскад речей супруги:

— Новая подруга соседа? Она старше его лет на десять. Она сказала, что ей исполнилось сорок пять, только забыла сказать, когда.

Потом, вздохнув:

— Да, старение обязательно, взросление — выборочно.

Марина смеялась шуткам. Джон, по-прежнему сохраняя серьезный и невозмутимый вид, наклонился к ней и шепотом спросил:

— Вы знаете, что такое старость?

— Нет еще, — опешила та.

— Это когда вы больше не спите с вашими зубами. Позже в отделе юмора лучшего здесь книжного магазина «Waterstones» она нашла книжечку под названием «Шутки стариков» и поняла, откуда юмор Джона. Такую же точно книженцию она видела в его доме.

По-настоящему заинтересованным он оказался только, когда зашел разговор о бегах — это было их с Дэвидом общее увлечение.

Они часто ездили на бега. За ними заезжали Джон и Джил, оставляли машину у дома, и уже на одной все вместе ехали в другое графство на ипподром.

— Крути баранку, пока крутишь — жив! — очередной стариковской шуткой подбадривал Дэвида Джон.

Как-то долго искали место, где припарковать машину — все было забито. Нашли его рядом с очень стильной длинной машиной, из которой выходили господа — иначе не скажешь — в дорогих, явно от портного костюмах и галстуках. Дэвид бросил им какую-то шутку насчет парковки. Ответили вежливыми холодными улыбками. «Классовое общество, сэр!» — про себя сказала Марина. Дэвид в джинсах и максэндспенсеровском пиджаке выглядел «прилично», что сразу же выдавало в нем представителя среднего класса. (Аристократы, как усвоила Марина из книг, скучной середины не приемлют: или дэнди, или «I could’t care less!»[51] в обязательных резиновых сапогах — wellies[52].)

— Эти пойдут на VIP-трибуны, — процедил он, и лицо его стало еще надменнее.

«Ну и что? „Этим“ — туда, нам — сюда, на „рабоче-крестьянские“ трибуны, а лошадки-то для всех одинаково стараться будут», — Марина не комплексовала по этому поводу.

Как то раз она сделала свою первую в жизни ставку наугад и выиграла — пустяк, конечно, но приятно. Радовалась, как ребенок, хлопала в ладоши.

Удивила реакция Дэвида:

— Нечему радоваться — ты не компенсировала даже стоимость билета.

По дороге домой сидела в машине, надувшись: «Как можно было не разделить моей шутливой радости?!» Находила оправдание только в том, что Джон делал ставки серьезно, со знанием дела, после тщательного анализа — и ничего не выигрывал.

Вечером Марина даже пожаловалась Крис — они с Энни заскочили ненадолго. Та, многозначительно взглянув на нее, ответила:

— Мне ли не знать, каковы мужчины! — и, словно спохватившись, добавила: — Вот кто никогда не будет осуждать деда, так это Энни — у них любовь на всю жизнь.

* * *