Другая Белая

«Если уж молодой Кате не дается семейное блаженство, то о чем мечтать мне?! Я не создана для блаженства на длинную дистанцию. Enough is enough![90] He я первая, не я последняя. Даже красавица поэтесса сходила с этой дистанции…»

Марина бросилась искать книжку стихов Беллы Ахмадулиной — должна же быть где-то… Вот:

Завидна мне извечная привычка
Быть женщиной и мужнею женою,
Но уж таков присмотр небес за мною,
Что ничего из этого не вышло.[91]

Смотрела в окно, за которым было так много старой Москвы, тесной и полной жизни. Любила это всегда. Со многим расставаться было грустно. Стряхнула с себя грусть: «Cheer up![92] Сама себе, по крайней мере, я могу гарантировать отсутствие разочарований и свободу передвижения. Столько еще интересного я не видела в моей Британии».

Те из московских друзей, кому Марина рассказала, что рассталась с мужем, говорили: «Ну, теперь вернешься, что тебе там делать одной?! Здесь и квартира у тебя вон какая, и работу найдешь в музее — не в своем, так в другом, — с твоим опытом тебя должны взять». Была ли у Марины мысль вернуться? К ее большому стыду, не было. Почему к стыду? Потому, что однажды об этом ее спросила мама…

С мужем или без мужа, но она хотела жить в своей новой стране. Пусть не так, как было задумано вначале, пусть опять одна… Было твердое знание, что жизнь в Москве она уже отжила, отцвели для нее московские хризантемы, теперь в ее саду — английская роза. И на вопрос, который задавался или подразумевался («кому ты там нужна?»), она без колебаний отвечала: «Там я нужна себе!»

Четвертая глава

К Марине вернулась ее энергия. Эмоций никаких — только действия. Два дня, что жила у Иры, обзванивала агентства недвижимости. Съездила в Лондон, посмотрела пару-тройку квартир — ужас, что предлагали за те деньги, которые она могла себе позволить платить. В конце второго дня у метро Kilburn нашла недорогую студию с кухонькой и душем. Комната чистенькая (при ней заканчивали красить стены и потолок), десять минут до метро, и прямая линия до Green Park, недалеко от которого место ее будущей работы.

Чтобы арендовать квартиру, от жильца требовались рекомендации с места работы или от уважаемых людей и счет в банке. Счет был, а вот рекомендации… Помог младший сын, работавший в московском офисе иностранной фирмы, — рекомендатели нашлись. Старший сын перевел деньги для того, чтобы заплатить депозит за месяц и еще кое-что на обустройство. «Бедные мои ребята, пришлось им все рассказать, но они молодцы, проявили себя как мужчины».

Квартира сдавалась без мебели. Нужно было срочно купить необходимое. Пошла на главную улицу — High Street[93]. Да-а, это не Виндзор… Да и Лондон ли это?! Таким она представляла себе Каир, в котором никогда не была: дешевые магазинчики «Only lb1»[94], лавчонки с вывесками на арабском языке, пабы, не вызывавшие никакого желания в них заглянуть, запах восточных пряностей, странного вида явные «неангличане», подпиравшие фонарные столбы… И вот они, дамы несмелые, косяками идут по улице, демонстрируя то, чем их богато одарила природа и фаст фуд. «Да, пожалуй, хорошо одеваться для этой улицы не надо, опасно даже: „Чужой среди своих“», — посетила Марину мысль.

Ее новое жилье было в десяти минутах ходьбы, но какая разница! West Hampstead, как ей объяснил молодой сотрудник агентства, — это в прошлом место, где жили университетские преподаватели, средний класс. Оно было застроено хорошими викторианскими и эдвардианскими домами. Еще недавно район был известен как излюбленное студенческое место, где студенты снимали комнаты с общими удобствами.

Дом, где поселилась Марина, был викторианский, построенный, наверно, в конце XIX века (королева Виктория жила и правила так долго, что понятие «викторианский» в стилевом отношении довольно разнообразно), несомненно, для одной семьи. Ловкий владелец дома «нарезал» в нем больше двадцати маленьких квартирешек-комнатушек и сдавал их, благо место было бойкое. Маринина студия в своей прошлой жизни наверняка была гостиной — очень высокие потолки с сохранившейся лепниной — есть на что смотреть, лежа в кровати, — огромное «французское» окно — дверь в сад. Громко сказано — сад общий, communial, но есть возможность выгородить достаточно изолированный кусочек («Займусь садоводством!») Марину очень удивило то, что в голой комнате были темные бархатные шторы во всю высоту и ширину стены. Может быть, сохранились от прежних времен?

Вечером в дверь постучали. Сосед. Зовут Карлос. Под мышкой — маленький телевизор:

— Мы с женой съезжаем с квартиры, остается ничейный телевизор, не нужен?

— Очень нужен. Большое спасибо.

— Но за лицензию платить надо.