Коренная москвичка Марина, разумеется, знала и то, что поблизости (Leicester Square[148]
), и то, что в самом музее. На третьем этаже, почти на уровне Нельсона в треуголке есть «Portrait Restaurant», а в нем после трех по полудни подают чай со scones и clotted cream[149]!А потом он захотел познакомиться с другими достопримечательностями своей столицы и прямо сказал, что рассчитывает на помощь Марины. Помогла.
И это еще не все! Марина открыла постепенно становившемуся «своим» англичанину его Шекспира. Тони Шекспира не читал, потому что в одиннадцать лет, когда школьники Англии выбирают, что им изучать дальше — «искусство» или «науку», Тони выбрал науку, а в ней Шекспира не было. И еще потому, что для большинства современных британцев язык Шекспира нелегок: они давно уже не говорят на таком языке. Мы-то, счастливчики, читаем его в прекрасных переводах лучших поэтов! Марина пересказывала Тони «товарища нашего Шекспира» с русского на английский. Особенно ему понравилась комедия «Виндзорские проказницы». Он подивился тому, что Шекспир писал не только о королях, но и о среднем классе, к которому сам себя причислял. Тони высказал идею, что неплохо было бы перевести Шекспира с английского на английский. Посмеялись.
[Позже он повторил это при Джулиане. Тот, разумеется, не согласился. Он не просто «проходил» Шекспира в средней школе, потому что выбрал «искусство», — он его читал и наслаждался языком. В своей ненавязчивой интеллигентной манере он предположил, что не сюжеты сами по себе и даже не характеры, но именно язык Шекспира является достоянием английской культуры, с чем Марина мысленно согласилась и дала себе слово начать читать Шекспира на языке оригинала. Задуманное исполнялось… медленно.]
В перерывах между Шекспиром и музеями они выяснили, что их политические взгляды совпадают, что они сходятся во мнении о глобальном потеплении, феминизме, глобализации, молодежной моде, ношении паранджи и, главное, — в том, что «Дживс и Вустер», безо всякого сомнения, — лучший сериал всех времен и народов.
Желая сделать ей приятное и как-то отблагодарить за краткий курс истории английской культуры, Тони пригласил Марину на шоппинг. Ему ли, прожившему почти тридцать лет в супружестве, не знать, чего хочет женщина! Он повез ее на юг Лондона, в городок Бромли, где был, по его мнению, лучший шоппинг — многоуровневый и просторный универмаг «Glades»[150]
. Это было его ошибкой. Марина оценила архитектурное решение — один к одному подземный торговый центр под Манежной площадью в Москве, но то, что там продавалось, не могло удивить москвичку, а тем более заставить достать из сумки кошелек. Лесные просеки Бромли не выдерживали никакого сравнения с пассажами самой дорогой столицы мира Москвы.Тут же в Бромли, недалеко от торгового центра, был знакомый Марине по Виндзору ресторанчик сети «Кафе Руж» с претензией на французскую кухню. Туда они с Тони и зашли. Ему все-таки хотелось сделать ей приятное. Наслаждаясь французской кухней в исполнении английского повара, Тони спросил:
— Марина, вы считаете себя типичной представительницей русских женщин?
Марина задумалась:
— Вообще-то я — это я. А что?
— Нам всегда показывали вас какими-то серыми, угрюмыми, в платках и ватниках, совершенно невозможно было представить, что русские женщины способны вызвать какие-либо эмоции, кроме…
Марина не верила своим ушам: «Это сейчас-то, когда слух о нас идет… Слух, может быть, и противоречивый, но русскую женственность никто и никогда не оспаривает!» Марина просто задохнулась от возмущения. Ей захотелось задать Тони вопрос, который он когда-то задал ей, — «Откуда вы?» Она даже пропустила, что за вопросом, возможно, последовал бы комплимент или что-нибудь романтическое, хотя вряд ли: они просто хорошие приятели.
— Простите, Тони, какой русский фильм вы можете припомнить?
— О, я смотрел потрясающие фильмы, и очень бы хотел посмотреть их еще раз. Это «Броненосец… Потьемков», так, кажется, и еще один про битву на льду с немецкими рыцарями. Amazing![151]
А потом — через месяц или позже — Марина пригласила его к себе домой, чтобы вместе посмотреть русский фильм. Куда же еще? И потом, в какой бы съемной квартире она ни жила, она всегда любила свое dwelling place[152]
, делала из него «дом», гордилась им, и, как в Москве, хотела, чтобы ее друзья приходили в этот дом. Они сидели — она в садовом кресле, которое так и возила за собой, меняя лишь закрывавшие его шали, а он — рядом на том самом стуле типа Макинтош. Тони держал Марину за руку, и..? И ничего: фильм стали обсуждать.