Другая Белая

[Первая любовь была ранней и несчастливой. Ей четырнадцать, мальчику шестнадцать. До сих пор помнила: Новый год волшебный, елка в огнях, она в красивом переливающемся платье без рукавов — бабушка перешила из маминого, — во «взрослых» туфлях-лодочках, и тот мальчик с вопросом: «Можно тебя поцеловать?» «Почему ты спрашиваешь?» Ходили всю зиму, бесприютные, по темным переулочкам, счастливы уже тем, что вместе, а уж если подъезд темный попадался… целовались не просто до одури, а до ее настоящего взрослого оргазма. Женщиной ее тот мальчик сделал, не причинив никакого вреда ее телу, даже не трогая его, всегда завернутого в цигейковую шубу. Полюбила так, что и через шесть лет ни о ком другом думать не могла. Напуганная, как бы чего не вышло, бабушка скорее-скорее увезла ее из Москвы в Среднюю Азию к родителям, уехавшим поднимать юридическую целину. Мальчик тот отслужил в армии и сразу же женился на красивой высокой чеченке, которая, по словам всезнающей подружки, ругалась с ним страшно, даже била, но родила дочку. Марина и в двадцать лет, уже студенткой университета, веселой и, на посторонний взгляд, вполне счастливой, знала, что обречена влачить бессмысленное существование: жизнь без любви смысла не имела, а любить она могла только того мальчика, который принадлежал чеченке. Чтобы любить и наполнить жизнь смыслом, хотела детей, поэтому и вышла замуж, как только представилась такая возможность, и сразу же родила мальчика — после третьего курса, а потом еще одного мальчика — через год после диплома. Их и полюбила на всю жизнь.]

Наступал день. Настроение менялось: «Любовь, как пишут, многолика. По крайней мере, любовь-страсть уже есть. Ты хочешь сказать, что тебе это не нужно? К тому же, существует и любовь-забота, и любовь-действие. Отец Виктор об этом говорил, и психолог Фромм когда-то писал. В прошлом веке».