Другая Болейн

В зале Виндзорского замка Анна в окружении портных, торговцев галантереей, белошвеек. На всех креслах и диванах валяются отрезы роскошной материи. Комната куда больше похожа на лавку закройщика в базарный день, чем на покои королевы. На мгновенье мне припомнилась королева Екатерина — она себе никаких излишеств не позволяла и в ужас бы пришла от такого безумного расточительства — к чему все эти дорогие шелка, бархат и золотая парча.

— Мы отправляемся в Кале в октябре, — объявила Анна, две швеи подкалывают подол ее нового наряда. — Тебе тоже нужно заказать парочку новых платьев.

Я молчала.

— В чем дело? — раздраженно бросила сестра.

Мне не хотелось говорить перед всеми этими торговцами и придворными дамами. Но ничего не оставалось.

— Мне новые платья не по карману, — тихо сказала я. — Сама знаешь, сколько мне оставил муж. У меня только маленькая пенсия и то, что отец дает.

— Он заплатит, — уверенно кивнула сестра. — Посмотри в моих сундуках, там есть мое старое платье — алого бархата, и еще одно — где лиф расшит серебром. Можешь их себе переделать.

Я медленно пошла в ее спальню, подняла тяжелую крышку одного из бесчисленных сундуков с одеждой. Она помахала швее.

— Пусть миссис Клавли распорет и перешьет на тебя. По самому последнему фасону. Пусть французский двор знает — мы тоже разбираемся в моде. Не желаю у моих придворных дам этой испанской безвкусицы.

Я стояла и ждала, пока женщины снимут с меня мерку. Анна оглянулась, резко крикнула:

— Вы все, ступайте. Пусть только миссис Клавли и миссис Симптер останутся.

Подождала, пока остальные выйдут из комнаты.

— Теперь все хуже и хуже. Мы даже вернулись раньше обычного. — Она почти шептала. — Просто невозможно никуда поехать. Везде одни неприятности.

— Неприятности?

— Люди кричат всякие грубости. В одной деревне парни принялись кидаться камнями. В меня. А король скакал рядом.

— Кидаться камнями в короля?

Она кивнула.

— А в другой городишко мы вообще не могли войти. Они разложили на главной площади костер и сожгли на нем мое изображение.

— А что король говорит?

— Сначала страшно разозлился, хотел послать туда солдат, пусть дадут урок этим грубиянам. Но их слишком много, вдруг начнут драться с солдатами? Что тогда делать?

Швея легонько меня подтолкнула. Я послушно повернулась, с трудом понимая, что делаю. Мы выросли в пору мира, царившего с начала правления Генриха, мне и в страшном сне не могло привидеться восстание англичане против своего короля.

— А что говорит дядюшка?

— Говорит, Бога надо благодарить — против нас только один герцог Суффолк. Когда в короля бросают камнями, когда его оскорбляют в собственном королевстве, до гражданской войны рукой подать.

— Так Суффолк — наш враг?

— Прямо провозгласил — говорит, я уже обошлась королю в потерю Церкви, а теперь он еще и страну потеряет.

Я снова повернулась, швея опять встала на колени, закалывая подол платья, спросила полушепотом:

— Возьму их с собой и переделаю, хорошо?

Я кивнула.

Она собрала ткани и мешок с шитьем, поспешила выйти из комнаты. Вторая, подшивавшая подол платья Анны, сделала последний стежок, перекусила нитку.

— Боже мой, Анна, — воскликнула я. — И так везде?

— Везде, — угрюмо отозвалась сестра. — В одной деревне повернулись ко мне спиной. В другой принялись свистеть. Едем вдоль полей — мальчишки, отгоняющие ворон, принимаются кричать гадости. Девчонка, пасущая гусей, плюет, завидев меня, на дорогу. Скачем по рынку — женщины бросают в нас тухлой рыбой и гнилыми овощами. Останавливаемся в поместье или замке — ревущая толпа следует по пятам, кричит, ругается, приходится поскорей запирать ворота. Просто кошмар какой-то. Хозяин замка выйдет навстречу приветствовать нас — лицо вытягивается, как только видит, что половина его арендаторов собралась вокруг, оскорбляя своего законного короля. За нами словно вереница несчастий тянется. В Лондоне появиться нельзя, и в деревне не лучше. Остается прятаться во дворце, тут нас никто не достанет. И все они зовут Екатерину любимой королевой.

— А что король?

— Повторяет, что не желает дожидаться решения Рима. Вот умрет архиепископ Уорем, тогда он назначит нового архиепископа, и тот нас поженит. Мы все равно поженимся, что бы там Рим ни решил, за они или против.

— А если Уорем еще долго протянет?

— Не похоже на то, — жестко усмехнулась сестра. — Уж я ему супа не пошлю. Он совсем старик, провел в постели целое лето. Скоро помрет, и тогда Генрих назначит Кранмера,[29] этот нас поженит.

Я в сомнении покачала головой:

— Вот так просто? Зачем тогда столько времени потеряли?

— Да, все так просто, — отрезала Анна. — И если бы король был мужчиной, а не мальчишкой-школьником, он бы женился на мне пять лет тому назад и у нас бы уже родились пять сыновей. Но ему все не терпелось убедить в своей правоте королеву, всю страну убедить, что прав. Хочет быть уверен — все делает по праву, истина на его стороне. Настоящий глупец.

— Ты уж лучше такого никому, кроме меня, не говори.

— Все и так знают. — Знакомый упрямый тон.