Другая Болейн

— И пожениться, не забывай об этом, — поддразнил он. — Твой дядюшка придет в полный восторг. Его племянница выходит замуж за конюшего. Нет, любовь моя, не сулит это нам ничего хорошего. При дворе нам вообще ничего не светит.

Он коснулся пальцами моей щеки и добавил:

— Не хочу видеться урывками. Хочу, чтобы ты была рядом ночью и днем, как положено женатым людям, живущим под одной крышей.

Я промолчала.

— Я буду ждать, — проговорил нежно. — Я знаю, ты еще не готова.

— Не думай, не от того, что не люблю тебя. Все дело в детях и в семье, и в Анне, конечно. В первую очередь — в Анне. Не знаю, как ее оставить.

— Она что — в тебе нуждается? — удивился он.

— Боже милостивый, — усмехнулась я. — Конечно нет. Просто не разрешит мне уехать. Не захочет упускать меня из виду, так она в безопасности.

Я запнулась, не зная, как объяснить про наше давнее соперничество.

— Если меня нет поблизости, ни одна победа ей и вполовину не так сладка. А если у меня все плохо, унизили меня или что, она, может, даже на помощь придет, но внутри — глубоко внутри — просто умрет от радости, получи я такой удар.

— Ведьма, сущая ведьма! — Он хотел быть на моей стороне.

Я снова усмехнулась.

— Я не прочь с этим согласиться, да только, — приходится признаваться, — я, сказать по правде, точно такая же. Я ей завидую не меньше, чем она мне. Но она поднимается все выше и выше, мне так высоко ни за что не подняться. Значит, надо примириться с ее величием. Ей вот удалось поймать короля, да и удержать в придачу. А я не смогла. Честно говоря, мне не хотелось. Когда сын родился, я другого не желала — только быть с детьми и подальше от двора. А король такой…

— Какой такой?

— Он полон желания. Не только любовного. Ему подавай все на свете. Сущее дитя. А у меня теперь свои дети, настоящие, терпения не хватает быть с мужчиной, которого все время надо развлекать, как ребенка. Когда видишь — король Генрих только о себе и думает, не отличишь от маленького сынишки, нет уже сил его любить. Понимаешь, я потеряла терпение.

— Но ты же от него не ушла.

— От короля не уходят. Это король уходит.

Уильям кивнул, признавая правоту моих слов.

— Но когда он меня оставил ради Анны, я особо не расстроилась. Я сейчас с ним танцую, обедаю, прогуливаюсь, разговариваю, как все остальные придворные. Уверяю его, что лучше него в мире никого нет, улыбаюсь, даю ему понять — я от него по-прежнему без ума.

Уильям обнял меня за талию, крепко прижал к себе.

— Но ты от него не без ума, — уточнил он.

— Пусти, — прошептала я. — Ты меня раздавишь.

Он прижал меня еще крепче.

— Хорошо, хорошо, конечно нет. Я просто делаю, что положено делать Болейнам и Говардам. Конечно, я его не люблю.

— А кого любишь? Кто он? — спросил Уильям будто между прочим, не отпуская, сильней сжимая в объятиях.

— Никого, ничего и звать никак, — игриво сказала я.

Он поднял мое лицо, карие глаза словно заглянули мне прямо в душу.

— Есть тут один такой — никто, ничто и звать никак, — уточнила я.

Поцелуй на моих губах, легкий, как прикосновение теплого перышка.

Вечером Генрих и Франциск обедали небольшой компанией в Кале. Под предводительством Анны придворные дамы выскользнули из замка — на роскошные платья наброшены плащи, капюшоны скрывают замысловатые прически. Мы прокрались в комнату, соседнюю с обеденным залом, сняли плащи, набросили золотые домино, разобрали золотые маски и золотые вуали. Там не было зеркал, я не могла полюбоваться собой, но все остальные просто сияли словно золотое облако. Я знала — тоже сверкаю и переливаюсь золотом. Анна — темные ресницы в прорезях золотой маски в форме ястребиной головки — смотрелась особенно эффектно, густые кудри в нарочитом беспорядке выбиваются из-под золотой вуали, рассыпаются по плечам.

Сигнал подан, и мы в бешеном танце врываемся в комнату. Генрих и король Франциск глаз не могут отвести от Анны. Я танцую с сэром Франциском Уэстоном, он шепчет мне по-французски на ухо непристойности, притворяясь, что считает меня французской дамой, наверно, они поощряют подобные дерзости. Краем глаза вижу — Георг бросается к какой-то даме, только бы не танцевать с собственной женой.

Танец кончается, Генрих поворачивается к одной из дам, откидывает вуаль, потом, как положено, идет по кругу, открывая лица остальных дам — Анна последняя.

— Ах, это вы, маркиз Пемброк, — в притворном удивлении восклицает король Франциск, — когда-то я вас знавал под именем Анны Болейн, красивейшей девицы при моем дворе, а теперь вы превратились в самую блестящую даму при дворе моего друга, короля Генриха.

Анна улыбается, поворачивается к Генриху, одаривает улыбкой и его.

— Только одна когда-либо могла с вами сравниться, другая Болейн. — Франциск ищет меня глазами. Победа Анны вдруг тускнеет в ее глазах, она подзывает меня таким жестом, будто указывает дорогу на эшафот.

— Моя сестра, ваше величество, леди Кэри.

Франциск целует мне руку, шепчет обольстительно:

— Enchant.[30]