Другая Болейн

Двор испуганно затаил дыхание, мы с Георгом в ужасе переглянулись. Дверь в спальню с шумом захлопнулась, король гневно посмотрел на придворных. Мы с братом, вне себя от страха, ждали, что будет.

Он поднялся на ноги, скомандовал:

— Руку!

Сэр Джон Сеймур оттолкнул Георга. Опираясь на него, король медленно двинулся на свою половину, придворные — за ним. Горло у меня пересохло так, что я с трудом сглотнула.

Жена Георга, Джейн Паркер, подскочила ко мне:

— Какие это штучки она выделывала?

Яркая картинка мелькнула у меня в мозгу — я объясняю ей, чего можно добиться, если пустить в ход волосы, руки, рот. Мы с братом многому ее научили. В Европе он знался с французскими, испанскими, английскими продажными женщинами, да и я, живя с одним и соблазняя другого, кое-что понимала. Мы объясняли Анне, как угодить Генриху, а ведь многое из того, что нравится мужчинам, церковь запрещает. Учили ее долгим, томным ласкам, учили приподнимать подол сорочки, раздеваться медленно, шаг за шагом — пусть поглядит, что у нее там. Учили пускать, когда надо, в дело язык, объясняли, как будить его воображение, какие слова нашептывать. Мы преподали Анне уроки продажной любви, а теперь ее этим попрекают. Я знала — брат вспоминает то же самое.

— Боже упаси, Джейн, — произносит он устало. — Король в гневе может сказать что угодно. Что она такого могла сделать? Ласки, поцелуи, обычные супружеские глупости, как у всех.

Помолчал, поправился:

— Только не у нас, конечно. Тебя же не очень хочется целовать, не так ли?

Она вздрогнула, как от удара, прошипела:

— Ты вообще женщину не поцелуешь, если она тебе не сестра.

Я оставила Анну в покое на полчаса, потом постучалась и скользнула в спальню. Захлопнула дверь перед носом у любопытных дам, огляделась. В комнате темно, зимой темнеет рано, свечи не зажжены, только отблески огня в камине на стенах и потолке. Она лежит ничком на постели, наверно, спит. Но вот подняла голову, темные глаза на бледном лице.

— Господи, как же он разозлился! — Голос охрип от рыданий.

— Сама напросилась, Анна.

— Что мне оставалось делать? Он оскорбил меня перед всем двором.

— Притвориться слепой. Отвернуться. Королева Екатерина всегда так делала.

— И проиграла. Пока она смотрела в другую сторону, я его заполучила. Скажи лучше, как мне его удержать.

Помолчали. Был только один ответ, всегда только один ответ, один и тот же ответ.

— Меня тошнит от злости, просто выворачивает.

— Постарайся успокоиться.

— Как я могу успокоиться, если везде Джейн Сеймур?

Я подошла к кровати, сняла с нее чепец.

— Надо переодеться. Спустишься к обеду, прекрасная, как всегда, все пройдет, все позабудется.

— Только не для меня, — уронила она с горечью — Я не забуду ничего.

— Просто веди себя как ни в чем не бывало, никто и не вспомнит, что он тебя оскорбил. Никто ничего не говорил, никто ничего не слышал.

— Он назвал меня шлюхой! — обиженно заявила Анна. — Этого не забудут.

— Все мы шлюхи по сравнению с Джейн, — бодро подтвердила я. — Ну и что с того? Ты его жена, разве не так? Ты носишь законного ребенка. В гневе он может обозвать тебя как угодно, ты легко вернешь его, когда он остынет. Верни его сегодня же.

Я позвала горничную, Анна стянула платье. Выбрала серебряно-белое — она чиста, даже если перед всем двором ее назвали шлюхой. Лиф украшен жемчугом и бриллиантами, подол серебристой юбки еще и расшит серебром. Прикрыла темные волосы чепцом. Теперь она настоящая королева с головы до ног, без единого пятнышка, снежная королева.

— Очень хорошо, — одобрила я.

Анна устало улыбнулась:

— Я должна удерживать Генриха, и так до самой смерти. Что будет, когда я постарею, а вокруг меня по-прежнему будут юные девицы? Что тогда?

Мне нечем было ее утешить.

— Давай думать о сегодняшнем дне. Зачем загадывать на годы? Когда у тебя родится сын, потом еще сыновья, можно будет не бояться старости.

Она положила руку на расшитый драгоценными камнями корсаж:

— Мой сыночек!

— Ты готова?

Она кивнула, пошла к дверям. Снова это движение — плечи назад, подбородок вверх, на губах улыбка. Горничная распахивает дверь, Анна, сияя как ангел, оказывается лицом к лицу со сплетниками, перемывающими ей косточки в ее собственной приемной.

Вижу — семейство явилось на подмогу, похоже, дядюшка услышал достаточно, чтобы испугаться. Тут и мать и отец. Удивительно — дядя в глубине комнаты дружески беседует с Джейн Сеймур. Георг подходит к Анне, берет ее руку. Гул нарастает — обсуждают ее прекрасное платье, ее дерзкую улыбку, группки беседующих распадаются, перемещаются, соединяются вновь. Сэр Уильям Брертон целует Анне руку, шепчет что-то об ангеле, спустившемся на землю, Анна смеется, возражает — она лишь прибыла с визитом. Непристойные намеки почти забыты. Возле двери началась сутолока, неуклюже топая, вошел Генрих, на круглом лице новые морщинки боли. Уныло кивнул Анне:

— Добрый день, мадам. Позвольте проводить вас к столу.

— Разумеется, дорогой супруг. — Ее голос слаще меда. — Как я рада — ваше величество прекрасно выглядит.