Другая Болейн

— Почему бы не наплевать на всех и не удрать к своим любимым деткам? — Ее слова бередили мне душу.

— Благодарю за совет. Уверена, ты желаешь мне только добра.

— Один Бог знает, что ты тут без меня наворотишь.

— Бог, конечно, знает, — с готовностью подтвердила я.

— Есть женщины, на которых женятся, и есть, на которых не женятся, — провозгласила Анна. — Мужчины не утруждают себя женитьбой на любовницах вроде тебя, дети там или не дети.

Я радостно улыбнулась. Конечно, Анна куда находчивей и остроумней, а тут, в кои-то веки, и у меня в руках оказалось оружие.

— Подозреваю, ты права. Но есть и третий сорт женщин — на них не только не женятся, а даже и любовницами не хотят сделать. Женщины, которые едут на Рождество в одиночестве домой. Похоже, ты именно из таких, дорогая сестрица. Счастливого пути!

Повернулась на каблуках и ушла. Что ей оставалось? Сестра кивнула сопровождавшему ее солдату, рысью выехала из ворот, поскакала по дороге в Кент. А хлопья снега кружились в воздухе.

Как только двор обосновался в Гринвиче, готовясь отпраздновать Рождество, положение королевы определилось. Ее не замечали, ею пренебрегали, любой придворный знал — она в немилости. До чего же мерзкое зрелище — мелкие птички среди бела дня толпой набросились на сову.

Племянник Екатерины, император Испании, подозревал — что-то затевается, направил в Англию нового посла по имени Мендоса.[22] Хитрый законник, без сомнения, сможет представлять интересы королевы и вновь привести Испанию и Англию к согласию. Я застала дядю за секретным совещанием с кардиналом Уолси, догадалась — он не облегчит задачу послу Мендосе.

И оказалась права. Посол не попал ко двору во время рождественских праздников. Бумаги якобы оказались не в порядке, его не допустили ни к королю, ни к королеве. За ее перепиской следили, она не могла даже получить подарки, пока их не обследуют слуги.

Близилась двенадцатая ночь, а новый посол все еще не встретился с королевой. Только к середине января Уолси прекратил игру в кошки-мышки и признал — посол Мендоса на самом деле является представителем императора Испании и может вручить верительные грамоты королю и письма королеве.

Я как раз находилась в покоях королевы, когда вошел паж кардинала и передал просьбу посла уделить ему внимание. Кровь бросилась королеве в лицо, она вскочила на ноги:

— Надо бы переменить платье, но нет времени.

Я стояла за ее креслом, одна я и осталась, остальные дамы прогуливались с королем по саду.

— Посол Мендоса привез вести от племянника. — Королева уселась в кресло. — Надеюсь, он сумеет укрепить союз между племянником и мужем. В семье не должно быть ссор. Сколько себя помню, Испания и Англия союзники, раздоры все испортят.

Я кивнула, дверь открылась.

Это не был посол со свитой, несущий подарки, письма и частные послания от императора Испании. В дверях показался кардинал, злейший враг королевы, который ввел в комнату посла, словно шут — дрессированного медведя. Посол был взят в плен. Он не мог поговорить с королевой наедине, его багаж давным-давно обыскали. Нет, этому человеку не удастся склонить короля к новому союзу с Испанией, ему не вернуть королеве подобающее положение при дворе. Он сам едва не стал заложником кардинала.

Рука, протянутая для поцелуя, не дрожит. Голос ласков и мелодичен. Королева учтиво приветствует кардинала. И как догадаться, что ее погибель входит сейчас вместе с угрюмым послом и улыбающимся кардиналом. В этот момент королева понимает: ни друзья, ни семья ей не помогут. Она совершенно одна, полностью беззащитна.

В конце января, во время рыцарского турнира король отказался сесть в седло и выбрал Георга сражаться вместо него за королевский штандарт. Георг выиграл бой и получил в награду пару новеньких кожаных перчаток.

Той же ночью я застала короля в мрачном расположении духа. Завернувшись в теплый плащ, он сидел у камина, рядом недопитая бутылка, еще одна, пустая, валяется в золе в лужице красного вина.

— Как вы себя чувствуете, ваше величество? — заботливо спросила я.

Он обернулся. Налитые кровью глаза, изможденное лицо.

— Плохо, — ответил спокойно.

— Что случилось? — Я говорила нежно и просто, как с Георгом. Сегодня он не был похож на грозного короля. Просто мальчик, печальный мальчик.

— Я сегодня не участвовал в турнире.

— Знаю.

— И больше, может быть, никогда не сяду на лошадь.

— Генрих, почему?

Помолчал.

— Я испугался. Разве это не позорно? Когда на меня начали надевать доспехи, понял, что боюсь.

Я не знала, что сказать.

— Это опасное дело — турниры, — обидчиво произнес король. — Вы, женщины, в шатрах, с вашими подарками, с вашими пари, слушаете себе, как трубят герольды, вам не понять. Это не игрушки, тут вопрос жизни и смерти.

Я ждала.

— Что, если я погибну? — спросил он беспомощно. — Что будет тогда?

На одно ужасное мгновение я подумала — речь идет о его бессмертной душе.

— Никто же не знает, — произнесла нерешительно.