Другая Болейн

— Сама догадалась, куда я поехал, когда оставил двор, — заметил он. Я промолчала, и он добавил горько: — Прыг-скок, и ты опять свободна. А мы вернулись к тому, с чего начали.

У него на устах как раз то, о чем я думаю. Но за внешней суровостью прячется страдание. Рога — не самый удобный головной убор, а он носит его уже пять лет. Медленно подошла к постели, протянула руку, сказала нежно:

— Мы обвенчаны, и я никогда не забываю об этом, хоть жизнь и развела нас. Будь мы женаты по-настоящему, Уильям, я стала бы тебе хорошей женой.

— Говоришь, как истинная Говард. Вдруг погода переменится, и тогда уж лучше быть леди Кэри, чем второй сестрой Болейн, особенно если первая погубила себя.

Догадка до того точна, что пришлось отвернуться, вдруг прочтет правду в моих глазах.

— Ох, Уильям, — произнесла укоризненно.

Притянул поближе, взял пальцем за подбородок, повернул к себе лицом.

— Дражайшая женушка, — произнес насмешливо.

Я закрыла глаза под его испытующим взглядом и, к своему удивлению, ощутила тепло его губ у себя на губах. Ласковый, нежный, легкий поцелуй, и желание поднялось во мне как давно забытая весна. Обняла мужа за шею, прижалась ближе.

— Я был не на высоте прошлой ночью, — мягко сказал он. — Не здесь и не сейчас. Но быть может, в ближайшее время, как ты думаешь, женушка?

Улыбнулась, скрывая облегчение, что не придется ехать в Норфолк.

— В любое время, когда ты захочешь, Уильям, — согласилась я.

Осень 1527

В Ричмонде Анна — настоящая королева, разве что не по имени. Ее новые покои — рядом с королевскими, придворные дамы ждут приказаний, дюжина новых нарядов, драгоценности, пара охотничьих лошадей, а когда советники обсуждают государственные дела, ее кресло рядом с креслом короля. Только в главной зале, за обедом, ей приходится опускаться до стола для придворных, пока королева Екатерина величественно усаживается за стол на возвышении.

Я живу вместе с сестрой, надо же ее поддержать — несмотря на тесные отношения, никто не посмеет думать, что она любовница короля. Но на самом деле — помогаю держать его на расстоянии. Он отчаянно ее хочет, доказывает — раз уж они помолвлены, могут делить и постель. Анна использует любой предлог — то она защищает свою девственность, говорит, что никогда себе не простит, если потеряет невинность до свадьбы, хотя, видит Бог, и она пылает страстью. Никогда себе не простит, если не предстанет перед ним непорочной девой в брачную ночь. Говорит — если любит ее так сильно, как утверждает, то должен любить и святую чистоту ее души, хотя, видит Бог, ля-ля-ля, то она боится, то одновременно стремится и к нему, и от него, то ей нужно время.

— Сколько это может продолжаться? — ворчит она на нас с Георгом. — Бога ради, доехать до Рима, подписать бумагу и вернуться. Сколько на это нужно времени?

Укрыться можно только в нашей спальне, в глубине покоев, единственном укромном месте во всем дворце. Ведь мы постоянно на виду, каждый ловит малейший знак — потерял король наконец интерес к Анне или, наоборот, добился своего.

Сотни глаз высматривают — брошена она или беременна. Мы с Георгом чувствуем себя то телохранителями, то тюремщиками. Вот и сегодня Анна мечется между окном и кроватью, не в силах ни остановиться, ни замолчать.

Брат схватил ее за руку, кивнул мне поверх ее головы — держи сзади, если начнется истерика.

— Анна, успокойся. Мы идем смотреть лодочные состязания. Успокойся же наконец.

Сперва она дрожит в его объятиях, но постепенно успокаивается, плечи поникают.

— Я так устала.

— Знаю. — Георг тверд. — Это может продолжаться еще долго. Ты борешься за лучшую награду в мире. Приготовься к длительной, сложной игре.

— Хоть бы она умерла! — вдруг вырвалось у Анны.

Георг невольно взглянул на дверь:

— Тише! Может, так и случится. А может, Уолси добьется своего. Вдруг он как раз сейчас плывет вверх по реке и завтра ты обвенчаешься, а вечером окажешься с королем в постели? Слезы портят внешность, все ведь держится на твоей красоте.

— И не выходи из себя, — вставила я.

— Ты еще мне будешь советы давать!

— Король не выносит капризов, — предупредила я. — Сколько лет прожил с Екатериной, а она даже ни разу брови не подняла, не то что голос повысить. Пока-то он по тебе с ума сходит, но сцен не потерпит.

Она чуть было снова не взорвалась, но тут до нее дошло.

— Понимаю. Вот за этим вы мне и нужны.

Мы придвинулись ближе, Георг крепче сжал ее руки, я обняла за плечи.

— Мы действуем заодно, — провозгласил Георг. — Это ради всех нас, Болейнов и Говардов. Вместе возвысимся или вместе падем. Надо выждать, игра может быть долгой. Ты во главе, Анна, но и мы не отстанем.

Она кивнула, повернулась к большому новому зеркалу на стене, отражающему солнечный свет, сады, реку. Сдвинула назад чепец, поправила ожерелье. Повернула голову, оглядела себя со всех сторон. Испробовала озорную, манящую улыбку.

— Я готова.

Мы уступили ей дорогу, будто она уже стала королевой. Анна вышла из комнаты с высоко поднятой головой, а мы с братом переглянулись, как актеры, вытолкнувшие наконец примадонну на сцену, и последовали за ней.