Другая Болейн

Представление закончилось, группка незнакомцев вошла в зал, все в масках и костюмах-домино, каждый принялся выбирать партнерш для танца. Королева терялась в догадках. Кто они такие? Мы тоже ничего не понимали, и Анна, конечно, недоумевала больше всех, когда один из них, самый высокий и плечистый, пригласил ее на танец. Они танцевали вдвоем до полуночи, сестра, как положено, рассмеялась от удовольствия, обнаружив, что под маской скрывался не кто иной, как король. Но даже тогда оставалась такой же бледной, танцы не оживили ее щек.

Мы возвращались в спальню вместе. Она споткнулась на ступеньке, мне пришлось ее поддержать. Почувствовала под ладонью кожу, мокрую от холодного пота.

— Анна, ты заболела?

— Просто устала, — еле слышно пробормотала она.

В комнате она смыла пудру с лица, показалась побледневшая, словно пергаментная кожа. Сестра дрожала, не хотела умываться, расчесывать волосы. Свалилась на постель, зубы выбивают дробь. Я открыла дверь, послала служанку за Георгом. Он прибежал, накинув плащ поверх ночной сорочки.

— Иди за доктором, — скомандовала я. — Тут не просто усталость.

Он взглянул в комнату, где скрючилась на кровати Анна, сверху навалены одеяла, кожа желтая, как у высохшей старушки, зубы стучат от озноба.

— Господи, горячка,[24] — пробормотал он в ужасе, страшнее горячки только чума.

— Похоже на то, — мрачно кивнула я.

— А что с нами будет, если она умрет? — Глаза брата полны тревоги.

На королевский двор напала ужасная болезнь — горячка. Два десятка былых танцоров теперь не покидали спален. Одна девушка уже умерла, служанка Анны еле дышала в комнате, полной других слуг. Я дожидалась прихода врача, который должен был принести Анне лекарства. Мне доставили записку от Уильяма, он просил к нему не приходить, а принять ванну, добавив туда сок алое, потому что он уже заразился горячкой и только молит Бога, чтобы болезнь не перекинулась на меня.

Я подошла к его спальне, поговорила с ним через дверь. Пергаментно-желтое лицо — точь-в-точь как у Анны, куча одеял навалена, а все равно трясет от озноба.

— Не входи, — приказал он. — Не подходи ко мне.

— За тобой кто-нибудь ухаживает?

— Да, я приказал заложить повозку, поеду в Норфолк, хочу быть дома.

— Подожди пару дней, пока тебе полегчает.

Он взглянул на меня, лицо искажено болью.

— Моя маленькая женушка-глупышка, чего уж тут ждать. Не забудь про детей в Гевере.

— Конечно не забуду. — Я все не понимала, о чем это он.

— Думаешь, мы с тобой уже сделали еще одного?

— Пока не знаю.

Уильям закрыл на мгновенье глаза, как если бы собирался загадать желание.

— Все, что ни случится, — в руках Божьих. Но мне бы ужасно хотелось заделать тебе одного настоящего Кэри.

— У нас для этого еще будет куча времени. Когда ты поправишься.

Он слегка улыбнулся.

— Я об этом подумаю, моя маленькая женушка. — В голосе нежность, а зубы выбивают дробь. — Если меня долго не будет при дворе, ты уж позаботься о себе и о наших детях.

— Конечно, но ты возвращайся поскорее, сразу же как полегчает.

— Как почувствую получше, тут же назад, — пообещал он. — А ты поезжай в Гевер к детям.

— Не знаю, отпустят ли они меня отсюда.

— Отправляйся сегодня же, — посоветовал он. — Будет много шуму, как только узнают про эпидемию горячки. Здесь ни к чему оставаться, любовь моя. Город — нехорошее место. Генрих умчится словно заяц, помяни мои слова. Тебя никто еще неделю не хватится, а с детьми в деревне ты окажешься в безопасности. Отыщи Георга, пусть он тебя отвезет. Иди, иди прямо сейчас.

Я колебалась, похоже, надо делать, что он велит.

— Мария, если бы это оказались мои последние слова, я бы и то не был серьезнее. Поезжай в Гевер, занимайся детьми, покуда тут, при дворе, все больны. Нехорошо, если такие малютки потеряют одновременно и отца и мать.

— О чем ты говоришь? Ты же не умрешь?

Он выдавил из себя улыбку.

— Конечно нет. Но мне будет спокойнее ехать домой, если я буду знать, что ты в безопасности. Найди Георга, скажи — я приказал тебе отправляться в Гевер и велел ему тебя сопровождать.

Я сделала полшага в комнату.

— Не подходи! — закричал он. — И уезжай немедленно.

Какой грубый тон! Я повернулась и раздраженно вышла из комнаты. С легким стуком закрыла за собой дверь, чтобы показать ему — я обиделась.

Больше я в живых его не видела.

Георг и я пробыли в Гевере уже неделю, когда появилась Анна, почти без эскорта, в открытой повозке. Она еле дышала от изнеможения, и ни у меня, ни у брата не хватало храбрости нянчиться с ней. Одна старушка-сиделка из Эденбриджа занялась ею, поместила в комнате в башне, требовала огромные порции еды и вина, поддержать больную. Мы только надеялись, что из этого количества хоть что-то перепадет и Анне. Вся страна либо лежала в лихорадке, либо тряслась от страха перед болезнью. Две служанки покинули замок, чтобы ухаживать за заболевшими родителями в деревне поблизости, и обе умерли. Болезнь пугала всех, мы с Георгом каждое утро просыпались в холодном поту и проводили дни в страхе — неужели и нам предначертано судьбой умереть.