Другая дорога

– Я б никогда… Но они подумали… Они решили, что я колдун… А тебя как зовут?

– Я Аяэль, поэт.

Глазастик уставился на Аяэля:

– Но… ведь их не бывает?

Аяэль удивился:

– Как это не бывает?

– У скукотцев… ну, там, откуда я убежал… говорят, что поэтов нет. И не было никогда. А что бывают только, – Глазастик понизил голос, – проходимцы и дармоеды. И еще колдуны, – он перешел на шепот. – Колдунов отдают всеедам. Вот меня и хотели отдать. Но ведь я не колдун… Просто я… – тут он перебил сам себя: – А что у тебя в мешке?

– У меня-то? Такие вещички… Вроде бы обыкновенные. А на самом деле – сокровища. Чтобы слышимое делать видимым.

– О! – Глазастик пришел в восторг. – Я еще не встречал никого, кто умеет слышимое делать видимым. Ты не просто поэт. Ты волшебник. Или это одно и то же?

«Волшебник? Почему бы и нет?» – Аяэлю понравилось то, что сказал про него Глазастик.

– Сейчас я тебе покажу, как я творю волшебство. – Аяэль развязал свой мешок. – Это зернышки тмина. Когда я на них смотрю, то вспоминаю «Т». Так звук «т» умирает, как только закроешь рот. Но я решил, что он будет беззвучно жить в зернышках тмина. А это бузинные бусы.

– Ты решил, что в них будет жить «Б»? – догадался Глазастик.

– Это кусочек попонки, покрывавшей спину коня.

– В нем живет «П»!

– Из этих вещиц я могу выложить «ПАР». А из этих получится «ДОМ». Слышишь, я сказал «пар»? А теперь вот он, «ПАР», лежит на земле, видимый и беззвучный. Если я захочу, то заставлю его звучать. Громко, тихо, весело или грустно.

– Ты настоящий поэт! – с восторгом сказал Глазастик и прижал руки к сердцу. – Я так рад, что увидел тебя! Это скукотцы считают, что поэты как колдуны или их вовсе нет. А я всегда думал: есть они!

Аяэлю стало приятно.

– Ты хороший мальчик, Глазастик. А почему же тебя заподозрили в колдовстве?

– Потому что они узнали, что я смотрю в темноту.

– Смотришь в темноту?

– Ну, вот так, – и Глазастик закрыл глаза.

– Ты там что-нибудь видишь? – удивленно спросил Аяэль.

– О! Я тут много вижу, – отозвался Глазастик. – Разных чудесных животных. На самом деле их нет. Но здесь, – Глазастик ткнул пальцами в закрытые веки, – они совсем как живые. У меня здесь одна собака, белая, в черных пятнах. Будто кто-то на шкурке ягненка разложил угольки.

– Никогда не видел белых пятнистых собак.

– Так я же и говорю, она только здесь живет. А еще у меня есть кот. С длинной-предлинной шерстью. Шерсть длиннее, чем у лисы. И нос у кота приплюснутый – будто его вдавили. Его можно даже погладить. Тогда он тихонько урчит. Он ни разу меня не царапал! Такой замечательный кот!

– Никогда не видел котов с длинной-предлинной шерстью.

– И еще есть одна зверушка, ни на что похожая, – Глазастик даже причмокнул от удовольствия. – Мне кажется, что она откуда-то из-за моря.

– Морская корова? – подсказал Аяэль.

– Не, не корова. Свинка. Ростом меньше котенка. У нее волосатая шкурка. И она пищит, а не хрюкает.

– Ну и ну! Чудеса, – сказал Аяэль. – Никогда о таком не слыхал.

– И они никогда не слыхали. И сказали, что я колдун. А я никакой не колдун, – и Глазастик собрался заплакать.

– Конечно, ты не колдун, – успокоил его Аяэль.

– Но я все думаю, кто я? – Глазастик вытер глаза и тихонько спросил: – Может быть, я поэт?

– Ну не знаю, – задумчиво протянул Аяэль. – Поэты поют истории о том, что было давно. Или о том, что есть.

– А о том, что будет, поэты не могут петь?

– Я о таком не слышал.

– Значит, я не поэт, – огорченно вздохнул Глазастик. – Но я и не колдун! Честно, я не колдун! И знаешь, я тоже немножко умею невидимое делать видимым.

И Глазастик достал из-за пазухи перышко Серой Сойки.

У Аяэля перехватило дыхание! У Серой Сойки синие крылья. И синим-пресиним было перышко Серой Сойки. Оно вобрало в себя синеву бездонного неба, и синеву морозного снега, и синеву первоцветов. И еще оно вобрало синеву бескрайнего моря (моря, где добродушно резвились морские коровы, моря, которого Аяэль никогда не видел).

Синее-синее перышко так и светилось на солнце. И слабенький ветерок теребил его волоски.

– Это же… Это то, что я так долго искал, – выдохнул Аяэль.

– Синее перышко невозможно найти, – тихо сказал Глазастик. – Серая Сойка сама мне его подарила. Я помог ей сберечь птенцов, и она меня приютила. Сойки были моей семьей. А потом птенцы улетели, и гнездо опустело. Но когда я смотрю на перо, все они снова здесь… И тогда я вижу невидимое.

Аяэль как будто не слышал:

– Отдай мне перышко Сойки! И я выложу слово «СОЛНЦЕ».

Он потянулся к перышку.

– У меня ничего больше нет. И никого больше нет, – тихо сказал Глазастик. – Только это синее перышко. Если со мной случится какая-нибудь беда, только перышко мне и поможет. Так сказала Серая Сойка. Я не могу с ним расстаться.

– Я поэт. Мне нужнее, – глухо сказал Аяэль. – Ты сказал, что веришь в поэтов. Но ты мешаешь мне. Ты мешаешь мне выложить «СОЛНЦЕ».

Аяэль помрачнел.