– Аяэль! Не печалься! Я не хотел мешать… Знаешь, что я придумал? Я пойду вместе с тобой. Пусть все другие вещицы лежат у тебя в мешке. А я понесу свое перышко. Но когда тебе надо будет выложить «СОЛНЦЕ», я его тут же достану. А потом опять понесу. Я всегда буду рядом с тобой. И синее перышко тоже.
Аяэль посмотрел на Глазастика, посмотрел на синее перышко – и кивнул в знак согласия.
4
И вот Аяэль и Глазастик пошли по дороге вместе.
Глазастик был очень рад. А Аяэль – не очень.
Глазастик думал: «Поэт! Я даже не мог мечтать, что однажды встречу поэта!»
А Аяэль думал так: «Я и подумать не мог, что пойду куда-то с мальчишкой…»
Глазастик думал: «Я буду учиться у Аяэля. Я буду смотреть на него во все глаза. Я буду слушать его. Я буду его любить».
А Аяэль думал так: «Этот мальчишка понял, как обращаться с вещичками из моего мешка. Хорошо это или плохо?»
Глазастик думал: «Я буду во всем помогать Аяэлю. Я хочу быть как он!»
А Аяэль думал так: «Вдруг Глазастик решит, что это просто – придумывать? Вдруг он решит, что я не так уж велик? Что он и сам может быть таким же, как я?»
А Глазастик думал, что ему повезло. Что судьба ему улыбнулась. Наверное, синее перышко уже ему помогло. Интересно, а Аяэлю кто-нибудь помогал? Это так здорово, когда тебе помогают!
– Аяэль! Тебе кто-нибудь помогал собирать вещицы для твоих превращений?
– Что? – вздрогнул Аяэль.
– Ну, у тебя в мешке столько чудесных вещичек. Чтобы невидимое делать зримым. Кто-то был очень добр и одарил тебя?
– Никто меня не одаривал, – резко сказал Аяэль. – Я все придумал сам. Сам понял, нашел, сам придумал. И сам выложу «СОЛНЦЕ». Заставлю его звучать или оставлю немым. И все поймут, какой я…
– Но я и так…
Подземный гул заставил Глазастика замолчать. Лес на мгновенье наполнился оглушительным писком. А потом дорога под ногами у Аяэля задрожала, выгнулась – и подбросила его вверх.
– Ай! – закричал Аяэль. В глазах у него потемнело, резкий ветер обжег лицо.
– Аяэ-эль! – услышал он испуганный крик Глазастика. – Куда ты? Туда нельзя-а-а! Не ходи-и-и, Аяэль!
Но когда темнота рассеялась, никакого Глазастика не было. Все вообще изменилось.
Исчезла дорога – добрая, крепкая, которой Аяэль доверял. Перед ним лежала тропа – вся в рытвинах и колдобинах. Вдоль тропы громоздился мусор. На кривые, хилые кустики с обломанными ветвями было больно смотреть. Идти вперед не хотелось. Но Аяэлю казалось, что тропа его подгоняет. Аяэль подчинился и скоро увидел дом.
Серый дом покосился от старости. Его трубы чадили. Аяэль поднялся на расшатанное крыльцо, постучался. Никто не ответил. Он подождал немного, потом толкнул дверь и вошел.
Маленькие оконца едва пропускали свет. В углу, где горел очаг, топталась большущая тетка с оттопыренными губами – помешивала в котле ложкой. Двигалась она вяло, будто спала на ходу. Мальчишка постарше Глазунчика возил по столу рукой и тянул тонким голосом: «Ну и ску-у-ка!»
Двое других толкались. Один бил другого в плечо и говорил:
– Надоел! От тебя скукота!
Другой пихал его в бок:
– А от тебя скукотища.
Третий, совсем уже взрослый, уставился в потолок и водил языком по губам.
Четвертый качался на стуле с зажмуренными глазами и тихонько постанывал: «Ску-у-у…шшш».
– А ты кто такой? – Аяэля пихнули в спину.
Он обернулся и увидел детину с шеей, как у быка. Аяэль успел удивиться: как же детина смотрит по сторонам?
– Я поэт, – выдохнул Аяэль. – Я шел мимо…
– Не бывает поэтов. И не было никогда, – оборвал его Бычья Шея.
– Как это не… – попробовал возразить Аяэль.
Но ему не дали закончить.
Тот, что качался на стуле, истошно завопил: «По-мира-а-аю! Ой, помира-а-аю! Помира-а-аю от ску-у-уки!»
– Хрякла, гляди-ка, Хёк помирает, – позвал Бычья Шея тетку. – Совсем ему нечего делать.
– Так он же вроде качался, – тетка медленно повернулась. – Ну и качался бы дальше.
– Видать, надоело качаться. Больше не помогает.
– Ну пусть пойдет поплюет. – пожевала губами Хрякла. – Может, и полегчает.
– Он вчера плевал целый день, – подал голос мальчишка – из тех, что толкали друг друга. – И позавчера плевал.
– И попал Хику в рожу, – оживился второй мальчишка. Его мутные глазки неожиданно заблестели. – Ой, какое было веселье!
– Говоришь, Хику в рожу попал? – Бычья Шея расплылся в ухмылке.
– А если было веселье, то чего он сейчас помирает? – засомневалась Хрякла.
– Ну так веселье-то – нам, – объяснил ей мальчишка. – А Хёк и не веселился. Хик ему так влепил!
– У-у-у! По-мира-а-аю от ску-у-уки! – затянул еще громче Хёк.
– Что будем делать, Хрякла? – нахмурился Бычья Шея.
– Ну так вон же пришел… этот самый…
– Я поэт, – сказал Аяэль.
– Не бывает поэтов! – закричали мальчишки.
– Я шел мимо, – сказал Аяэль.
– Шел – значит, проходил. Проходимец! Вот ты кто, – рявкнул Бычья Шея. – Выкинуть его вон? – обернулся он к Хрякле.
– Помира-а-аю! От ску-у-уки! – опять завел свое Хёк.
– Пусть проходимец Хёка повеселит, – распорядилась тетка.
– Пусть веселит! А то ску-у-учно! – закричали мальчишки. – Может, плюнем в него?
– Я могу спеть вам песню, – сказал Аяэль сиплым голосом.
– Песню? Ой, не могу! – захихикал один мальчишка. – Ты что – петух?