Другая другая Россия

Время позднее, и я, слушая бабку, а также наблюдая за попытками друга ей помочь, думаю: если сейчас он решит вызывать ей какую-нибудь социальную службу, то я сама лягу на этот подоконник и усну среди бабкиного тряпья. Помощь ограничивается вручением бабке бумажки из моего блокнота с номером его телефона и просьбой звонить, если бабке что-нибудь понадобится.

Выйдя на темную улицу, сквозь затемненное и подсвеченное электричеством окно я вижу спину бабки, которая снова окопалась на подоконнике, готовясь спать.

17 марта

01.00

За рулем — мое порождение (гражданская активистка, зоозащитник, одна из героинь дневника репортера «Люди звери». — Прим. — РР). Все в той же цветастой курточке, в которой она ездила со мной в собачий приют. На сидениях машины — клочки собачьей шерсти. Мы проезжаем по пустой ночной дороге мимо «Шоколадницы». В окне видна спина сидящей на подоконнике бабки.

— Здравствуйте! А это снова мы! — ору я, вваливаясь в предбанник «Шоколадницы». В прошлый раз я успела заметить, что бабка туга на ухо.

Бабка встает с подоконника.

— Мы хотим вам помочь! — продолжаю я, наступая на бабку. Порождение маячит у меня за спиной. — Мы вас определим в приют!

— Ой, не надо, девочки, — бабка отступает. — Там зона. Я там побыла в Люблино, сбежала.

— Тогда в дом престарелых! — предлагаю я.

— Ой, не хочу, — бабка моргает воспаленными веками. — Я мусульманка, — говорит она, — по пятницам в мечети сижу. Вот мне шубу там дали. Принесли для одной женщины — тканное пальто и эту шубу. Шуба ей не налезла, а я случайно рядом оказалась. Раз в неделю я тут неподалеку в баню хожу. У меня пенсия — тринадцать тысяч. Продукты в «Ашане» покупаю. В Макдональдсе обедаю, там меня знают. Иногда угощают — кофе или мороженым.

— Но вы не можете жить на улице, — говорит порождение.

— А? — переспрашивает бабка.

— Вы не можете жить на улице! — надрываюсь я.

— А я, девочки, вам скажу, мне нравится ни от кого не зависеть. Мы в детстве тринадцать детей жили в двухкомнатной квартире. Не хочу я этого больше.

— А кем вы работали?!

— Сначала чертежницей, потом библиотекарем, — говорит она, и я замечаю, что по всему подоконнику разложены газеты, которые она читает.

— У вас есть родственники? — спрашивает порождение, и я перевожу ором: «У вас есть родственники?!»

— У меня сестра с племянником. Я в их квартире прописана.

— Почему вы у них не живете?!

— А я не хочу в их жизнь лезть. Двадцать пятого марта суд — сестра с зятем судится за однокомнатную квартиру. Если она ее отсудит, она меня туда пустит.

— Они вас обманывают, ваши родственники, — вставляет порождение.

— Конечно, обманывают! Если бы они о вас беспокоились, они бы никогда не позволили вам жить на подоконнике! Давно вас выгнали из дома?!

— Два года назад. Сначала я сидела в другой «Шоколаднице», но меня оттуда выгнали. Теперь я ночью сижу здесь.

— А что вы будете делать, когда вас выгонят и отсюда?!

— Пойду в «М-видео». Это тоже круглосуточный магазин.

Из кафе выходит группа молодежи — в желтых и оранжевых тимберлендах. Они смеются и спешат куда-то дальше, в ночную Москву.

— Давайте мы вас устроим в дом престарелых? — предлагает порождение.

— Нет, — отрезает бабка, — не вмешивайтесь. Я туда не пойду. Там анализы надо сдавать. Я могу сдать кровь и флюорографию — показать, что у меня нет туберкулеза. А так я не хочу… не хочу… Слышала, в Митино есть хороший дом для актеров.

— А если мы постараемся вас устроить туда?!

— Нет, девочки, не надо. Я не хочу ни от кого зависеть.

— Давайте мы пойдем в суд двадцать пятого и узнаем, что там с квартирой вашего зятя?

— Нет, я не могу без разрешения сестры. Я не могу ее нервировать. У нее и так лимфоузел на ноге воспаляется.

— У нее лимфоузел, а вы — спите на подоконнике! — говорим мы с порождением хором.

— А давай отвезем ее к Даше (Дарья Тараскина, владелица частных приютов для животных — «РР»), — предлагает порождение. — Вы могли бы там ухаживать за собаками и получать зарплату. Вы любите собак?

— Нет, я собак не люблю, — снова отрезает бабка, и я чувствую, как стремительно у меня за спиной испаряются благие намерения моего порождения.

— Ну… может, вы птичек любите? — примирительно говорю я.

— Птиц люблю. Я их вон каждое утро кормлю на площади, — бабка кивает на пакет с хлебом.

— Вы скажите, — говорю я, — может, вас такая жизнь устраивает, а мы лезем к вам со своей помощью, которая вам не нужна? Вам, может, нравится жить на улице?

— Девочки, — строго и манерно говорит бабка, теребя мятыми пальцами горлышко старой пластиковой бутылки с мутной водой, — мне нравится ни от кого не зависеть. Я не хочу в приют и в дом престарелых. Я не могу спать по несколько человек в комнате. Я хочу свою маленькую комнатку, больше мне ничего не надо. Вот недавно снимала деньги в банкомате, ко мне один пожилой мужчина подошел, предложил пойти к нему. Я отказалась, — говорит бабка и неожиданно начинает хихикать, как молодая девушка на смотринах.

— Правильно, — говорит порождение, — не надо ходить к незнакомым мужчинам.

— А я и не пошла, — гордо отвечает бабка.