Другая другая Россия

Вчера мы с друзьями отметили рождество в японском ресторане. Ближе к полуночи в заведение вошла бабка-бомжиха в облезлой шубе, с кучей старых, забитых тряпьем пакетов. Заняла столик рядом с нами, начала озираться по сторонам.

— Принесите ей тарелку тайского супа и чизкейк, — попросила я шепотом официанта, — только не говорите от кого. Я не хочу, чтобы она ездила по моим ушам.

Минут через пятнадцать официант подал на соседний столик большую миску супа и плоскую тарелку с напудренным чизкейком.

— Это что?! — заверещала бабка. — Я не хочу суп! Я хочу жареное мясо!

Я подманила официанта пальцем и прошептала ему в ухо:

— Принесите ей мясо.

Появилась администратор. Попыталась убедить бабку уйти.

— Я хочу мясо! — закричала бабка. — Принесите мне мясо! А это унесите.

— Мы ничего ей больше не принесем, — предупредила администратор, подходя к нашему столику. — Это капризы.

— Ну, мне кажется, она имеет право на капризы. А мы имеем право выбирать — расплачиваться за ее капризы или нет. Принесите ей, пожалуйста, мясо.

— Действительно, бабка с капризами, — сказала моя подруга Лена, когда администратор отошла.

— А представь, что наши бабушки и дедушки…

— Марин! — прервала меня Лена. — Ты прекрасно знаешь, что наши бабушки и дедушки умерли б с голода, но в этот ресторан войти постеснялись бы.

— Согласна. Но это все равно что давать бездомной собаке булку и говорить: «Вот зажралась, уже хлеб простой не ест». Я не понимаю, почему эта бабка должна есть суп или чизкейк, если она его не хочет? Я согласна, она — противная. Но это же наш выбор — покупать ей мясо или нет. И вообще, почему мы помогаем только людям, которые вписываются в стереотип «нуждающихся в помощи»?

— Ну, ладно, — сказала Лена, — все равно Рождество, надо быть добрее.

Бабке принесли жареное мясо. Мне позвонила волонтер и попросила завтра поехать в приют. Лене позвонил муж и попросил разрешения подобрать брошенного щенка. Переглянувшись, мы поняли, что нам, не сходя с места, придется расплачиваться за слова о том, что надо быть добрее.

8 января

— Вы опоздали на двадцать минут, — говорю я, садясь на заднее сиденье машины рядом с Оксан Петровной. — Я стояла и мерзла…

— Извини… — говорит волонтер, а Оксан Петровна делает грустное лицо.

Молча мы обмениваемся с ней подарками.

— Когда ты перестанешь сердиться, — поворачивается ко мне волонтер, — я тебе расскажу, как твоя статья спасла мою собаку.

— Я перестала сердиться, — ледяным голосом говорю я.

— У одной бабушки было во дворе семь собак, она их кормила, — рассказывает волонтер. — Пять из них отравили. Осталась одна собака. Ее забрала я и искала, куда отвезти. Нашла в интернете твою статью о Дарье Тараскиной  (Основательница благотворительного фонда защиты животных «Бим» — TY). Она приняла собаку. А последняя — щенок — упала в трехметровую яму. Бабка пыталась его достать, он ее укусил. Она отнесла его в клинику «Лебеди» на Лобачевского. «Лебеди» вызвали карантин по бешенству с Юннатов, потому что бабка была покусана. Врач «Лебедей» — сука и предатель. Когда я приехала на Юннаты за щенком, меня сначала игнорировали, потом затащили в операционную, вызвали полицию. А полиция отказалась меня задерживать и, напротив, опросила клинику на предмет щенка…

— И щенка в результате спасли?

— Щенка вернули, но полуживым. Только не смейся, я тогда собачьему богу обещала, что если он мне щенка с Юннатов поможет вытащить, я ему помогу спасать собак.

Оксан Петровна делает умильное лицо.

— И ты стала волонтером? — спрашиваю я.

— Я — не волонтер. Я — гражданский активист. Я поняла, что не могу это бросить, а без организации процесса тут ничего сделать не получится. Для меня было важно пригласить сегодня тебя, потому что это ты ту статью написала.

— Если это в какой-то степени мое порождение, — говорю я на ухо Оксан Петровне, — то даже не знаю, радоваться ли мне…

Оксан Петровна возмущенно толкает меня в бок локтем.

Приют Дарьи Тараскиной я вспоминать не люблю, считая его единственным местом, где вела себя не по-журналистски. До визита туда я, готовя репортаж «Собаки, улетающие в рай», выезжала на ловлю животных, потом в клинику, где им проводили стерилизацию. Ассистировала ветеринару, сильно похожему на звезду порнофильма. У него были большие голубые глаза, нос с горбинкой. Темные волосы, собранные в хвост почти на макушке. Рубаха открывала накачанные руки. Я держала собачьи матку и яичники, пока он их отсекал.

— С окровавленными руками вы прекрасны, — сказал мне ветврач, поднимая голову от разрезанного собачьего живота. — Я мог бы пригласить вас на ужин?

— Конечно, — согласилась я.

Он зашил собаку крупными стежками, взвалил ее на мускулистое плечо и унес. Через несколько дней он позвонил мне и пригласил в ресторан. Я позвонила Оксан Петровне и попросила ее пойти со мной.

— Зачем это? — насторожилась Оксан Петровна.