Другая дверь

…Как наверняка заметил внимательный читатель, Прохоров занимался биографией этого человека, когда они с Володей торговали редкую и дорогую книгу из его библиотеки, о чём упоминается в одной из предыдущих глав. Занимался по ошибке, перепутав Николая и Степана, про книжное собрание которого он ничего сегодня так и не знал, но это ничуть не помешало запомнить внешний вид Рябушинского. Более того, это было, возможно единственное, что реально и всерьёз врезалось в память – суровое лицо аскетичного и мужиковатого старца (почему-то казалось, что под пиджаком у него и рубашки не было) прошедшего и знающего много, и многое это не могущего простить. То фото, которое запечатлелось в голове Прохорова, правда, было последним снимком Степана Павловича, когда ему было за шестьдесят и жил он в Милане практически в нищете и точно в безвестности.

А сейчас перед ним сидел (привстал при входе нашего героя, но тут же сел и руки не подал) сравнительно молодой, лет тридцати с чеховской бородкой, несколько усталый, но точно преуспевающий человек.

Слава готовился к встрече с тем суровым старцем, забыв, что между тринадцатым и сорок вторым годом прошло (пройдёт еще?) двадцать девять лет, поэтому тактику беседы пришлось перестраивать прямо на ходу.

Но первым шагом в любом случае оставалось то же самое действие: Прохоров открыл старый портфель (занятый на вечер, у того же немца, надо сказать, к его немалому удивлению) и, достав оттуда знаменитый «Требник» Петра Могилы, аккуратно положил его на стол.

Потом сказал:

– Я, если честно, никогда не был в Новой Зеландии, хотя знаю про эту страну много, потому что там живет семья моей дочери…

Господин Рябушинский за время исполнения нашим героев всех этих па, проделал следующее: наклонил слегка голову с некоторым любопытством, когда увидел книгу, поднял вопросительно брови, услышав о том, что Слава никогда не посещал Новую Зеландию, слегка скривился при известии, что там проживает семья дочери неожиданного визитёра.

Был Степан Павлович абсолютно светским человеком и умел держать себя, особенно явно чувств своих не проявляя, но за плечами Прохорова имелся сорокалетний опыт торговли с разными людьми, трудного общения с ними, а также пусть приблизительное, но знакомство с теориями Фрейда, Карнеги и прочих психологов двадцатого века. Поэтому он легко прочитал то, что, нужно признать, и не особенно старался скрыть меценат и промышленник. Реакция, если её попробовать передать словами, выглядела бы следующим образом:

– Что это? Опять проситель? О, Господи, только не это, не рассказ о несчастной судьбе бедной женщины и ее несчастных детей…

Исходя из этого прочтения, наш герой поспешил утешить Степана Павловича и перевел разговор в иную плоскость:

– Перед вами редчайшая российская книга семнадцатого века, первой половины, если совсем точно, тысяча шестьсот сорок шестого года. Редкость её основана на трех факторах: просто любые книги этого времени нечасты, потому что бумага и кожа материалы хрупкие и не очень приспособлены выдерживать двести пятьдесят лет…

Тут Слава чуть не оговорился и не сказал триста пятьдесят, но вовремя вспомнил, где он, точнее, когда он, и прикусил язык.

– Во-вторых, здесь есть страницы, которых никогда нет, потому что они часто, даже очень часто, выдирались и использовались в качестве пособия при заклинаниях и изгнании бесов. И это делает данную книгу редкостью вдвойне. В-третьих, тут есть страницы, которые прилагались только к немногим, практически единичным экземплярам, что делает эту книгу не просто весьма редкой, а фантастически редкой, практически уникумом…

Он замолчал, ожидая реакции.

Как мы помним, ему было что ещё рассказать о «Требнике» Петра Могилы, но Слава решил, что любому человеку нужна пауза, чтобы обдумать услышанное.

А слишком явная агрессия, даже словесная, всегда влечет за собой инстинктивный отпор.

Повисла пауза.

– А называется как? – осторожно спросил Степан Павлович, так и не дождавшись в этом потоке самой элементарной информации.

Видно было, что он несколько ошеломлён таким напором и таким странным отсутствием самых необходимых данных.

Прохоров хлопнул себя по лбу, никакой задней мысли на этот счет у него не было, он просто тупо забыл назвать книгу:

– Требник… Требник Петра Могилы…

Рябушинский, несколько мгновений повспоминал, знает он что-нибудь об этом предмете или нет, потом повернулся к книге, протянул руку:

– Можно посмотреть?

Полдела было сделано, если человек, не библиофил, но собирает всё, что вокруг данного экземпляра (а Слава хорошо помнил, что в Википедии было сказано «коллекционирует иконы, а также другие культовые предметы») и взял всё-таки посмотреть эту книгу, то он её уже почти купил, осталась только сущая ерунда – договориться о цене.

– Что отсюда выдиралось? – деловито осведомился Степан Павлович.

– Вот эти листы… – начал показывать и объяснять наш герой. – Их использовали все, кому не лень, считалось, что любой человек, даже не священник, может с их помощью изгонять бесов…

Рябушинский прервал нашего героя, подняв руку, и начал читать.