Другая дверь

– Ваше превосходительство, – смущённо сказал он, – так вы что, праздник праздновать не будете?

– А в чём дело? – не понял наш герой, раздосадованный несколько тем, что прервали его такие приятные размышления.

– Так вы один в вагоне-то…

– И?

– Если я вам не нужен, – ещё более смущаясь, спросил Василий, – можно я во второй класс пойду, там наши, все, кто посвободней, собираются отметить… Вот сейчас Дрезден проедем, так пойду?

Он заискивающе смотрел в глаза Прохорову.

– Свет расскажи, как выключить… – сказал тот, что явно означало: «Проваливай». – И как включить потом, если что…

– Так это просто… – захлопотал Василий. – Вагон у нас старый, так что электричества нет. Вот тут у фонаря заслонку повернёте, он и погаснет… А если нужно зажечь – вот спички, вот сюда зажигать, а здесь – поворачивать, чтоб горело ровно… Так я пойду?

– Иди…

А Слава опять погрузился в воспоминания…

В приятные воспоминания…

Встреча с Надеждой давала надежду на иную жизнь…

Как она тогда смотрела, как легко приняла его условия о дате отъезда, как поняла его игру там, у Фаберже, как мужественно переживала, оставаясь до конца женственной, все невзгоды…

Вот такой и должна быть женщина, жена…

За окном вспыхнул свет, они прибыли на какую-то большую станцию, скорей всего – Дрезден, о котором упоминал Василий. Прохоров глянул в окно, мимо вагона пробежал какой-то железнодорожник, прошли две дамы, за которыми носильщик катил тележку с багажом, проковылял человек в каком-то немыслимом балахоне, напоминавшем не то крестьянский армяк, не то шубу Деда Мороза…

Опять тронулись…

Слава собрался перебрать в памяти события уходящего года, понять, с чем прощается, что ждёт, когда в дверь снова постучали:

– Так я пошёл, Ваше превосходительство? – спросил Василий с порога, не входя в купе.

Да чтоб тебя…

– Иди уже, ведь отпустил…

Проводник исчез, а с ним почему-то и новогодний настрой.

Как ни пыжился дальше наш герой, как ни пытался настроить свои мысли на элегический лад, как ни старался развязать мешок своей памяти, чтобы, доставая оттуда события, разложить их на аккуратнее кучки – ничего не получалось…

Тогда он плюнул, махнул рукой, перестал обращать внимание, а просто присел к окну и стал смотреть на мелькавшие в темноте дома и деревья. В детстве он очень любил, когда ехали в поезде, вот так смотреть. Бессмысленно, казалось бы, но почему-то так маняще…

Особенно увлекательно было увидеть какую-нибудь картинку, то, что в живописи называют «жанр», а не «пейзаж», придумать к ней продолжение или представить, что было до того, как она появилась перед глазами.

Потом с возрастом, эта тяга прошла, чужая жизнь стала меньше (да почти совсем не) интересовать Прохорова, смотрение через окно стало просто способом провести время, отмечая километровые столбы. Но вот сейчас почему-то вспомнилась старая привычка.

Он не знал, сколько прошло времени в таких размышлениях, но вдруг подумал, что немало и праздник, похоже, уже на носу…

Понять, который теперь час, было неясно как. Идти за Василием в другой вагон – глупо, своих часов – нет в природе…

«Как же неудобно без телефона, в котором, оказывается столько полезных и незаменимых функций…»

Опять проскочили на полном ходу какую-то станцию, но он не успел посмотреть на часы, да и были ли они – неизвестно…

«Да ладно, – сказал сам себе наш герой, – какая разница, во сколько Новый Год, когда ты даже не можешь точно сказать, какой провожаешь. Точно знаешь только – какой идет навстречу, а вот какой для тебя прошлый – две тысячи или девятьсот тринадцатый – точно сказать, как ни старайся, не получится… В общем, с праздником тебя, Вячеслав Степанович, здоровья, денег и, главное, – найти Надежду…»

Он разделся, улёгся в прохладную постель, ещё раз пожелал себе всего самого, самого, повернулся на правый бок…

И заснул…

А проснулся оттого, что почудилось ему – рядом кто-то есть…

Он открыл глаза, всмотрелся…

Посреди купе стоял Дед Мороз…

77

– Вот приснится же… – пробурчал он сам себе и повернулся на другой бок досыпать…

Но был остановлен в этом благом намерении сильным тычком в бок.

И такой знакомый голос произнёс:

– Вставай, сука…

Тряся головой, чтобы проснуться окончательно, Прохоров сел на своей постели и открыл глаза пошире.

Сквозь новогодний сон проступала реальность…

То, что он принял за посох Деда Мороза, оказалось трубой, подпирающей багажную полку, белая борода – просто бликом случайного света, рука, держащая мешок с подарками – рукой на перевязи, шуба – непонятной одеждой, скорее женской, чем мужской, а содержимое шубы – Лешим.

– Что надо? – грубо спросил наш герой.

Не то, чтобы он был так крут, что ничего не боялся, примитивно не проснулся ещё и голос спросонок так лихо звучал.

– Тебя, голубчик… – отозвался бандит, усаживаясь в непосредственной близости от Славы.

Наш герой инстинктивно отодвинулся подальше, от Лешего шёл совсем не новогодний дух.

– Что, не нравится? – нехорошо ощерился тот. – Мне тоже не нравится, да выбора нет – не ходить же по улице в одной рубашке… Где тут у тебя свет включить?