Другая дверь

– Нет… – тут Слава был твёрдо уверен. – Судить будет Бог. Если суждено сдохнуть – туда тебе и дорога. Если выживешь, значит, Он даёт тебе ещё один шанс… А если выживешь, но останешься инвалидом – то, значит, Он так решил – дать тебе искупить что-то здесь… Открывай…

Леший, зарычав от злости и невозможности что-то изменить, повернулся, навалился на рычаг, но…

Но только сымитировал это движение, а сам опять рванулся к Прохорову, который вынужден был полоснуть ему острием по щеке.

– Никак? – зло спросил он.

– Что никак?

– Никак не уймёшься?

– Но ты-то сам, – Леший, грязным рукавом вытер кровь с лица, – ты-то сам понимаешь, что обрекаешь меня на что-то хуже смерти?

– Во-первых, ты выбрал самостоятельно, без подсказки, я тебя сюда не звал… – начал Слава. – Во-вторых, здесь не Россия, перегонов по пятьсот километров безлюдья нет, сплошь городки да деревеньки… Если не поломаешься насмерть, доберёшься куда-нибудь, тут везде люди, может, научишься проблемы решать не только ножом и пистолетом, но и человеческими словами и делами… И в-третьих, зачем же ты сам себе врёшь? Открывай и прыгай, ты мне надоел…

– В чём же это я сам себе вру? – озадаченно спросил Леший.

Он, вне всякого сомнения, тянул время, но и понять, что сказал Прохоров, ему тоже хотелось…

– Если бы ты действительно боялся прыгнуть больше смерти, – спокойно сказал Слава, – ты бы давно напал на меня, наскочил на остриё, и все твои мучения уже кончились бы…

Он чувствовал, что силы его на исходе, и моральные, и физические, но пока держался…

– Всё, больше слушать не хочу ничего… Одевай свою шубу, водку бери с собой, открывай, и вперёд…

Леший с трудом натянул доху, сунул бутылку с остатками жидкости в карман, ещё раз посмотрел на Славу:

– Но ведь руки и нога…

– Тебя учили прыгать с поезда, – уверенно сказал Прохоров, совсем не чувствуя никакой уверенности, – а это будет упражнение в более тяжёлых условиях, только и всего…

Бандит покорно кивнул, навалился на ручку, дверь даже не открылась, а со стуком распахнулась наружу, оттуда полетели редкие снежинки.

Леший едва удержался на ногах.

– Тебе эта картинка теперь всю жизнь сниться будет… – сказал он.

Перекрестился…

И прыгнул…

Слава без сил опустился на диван, даже посмотреть, как упал Леший, сил не было…

И тупо уставился в стену напротив…

Никакой радости от победы над таким страшным и опасным зверем он не испытывал…

Да и последние слова его звучали в ушах…

И Прохоров понимал, что это – правда, что так и будет…

Было холодно, но никакой возможности поймать с грохотом болтающуюся и бьющуюся о наружную стенку дверь у него не было, просто встать и то казалось невероятным.

Борьба отняла все силы, можно сказать, выпила их до конца, до донышка…

Он посмотрел на руку, держащую стилет, и увидел, что пальцы до сих пор сжимают ручку изо всех сил…

И показалось, что кровь вот-вот брызнет из-под ногтей…

Он попробовал ослабить хватку, однако ничего не получилось…

Тогда он поднял руку и сильно укусил себя за большой палец…

Рука среагировала как надо, разжалась, и стилет упал на пол с металлическим звоном…

Кровь закапала на пол…

Почему-то стало легче…

И в этот момент в дверь постучали…

82

– Ваше превосходительство, – услышал он голос Василия, – Ваше превосходительство, что там у вас?

Пока голос проводника дошёл до сознания нашего героя, пока он сообразил, что надо что-то делать, прошло несколько секунд.

Но, как оказалось, то вроде бы небольшое раздвоение его сознания, о котором уже упоминалось в какой-то предыдущей главе, наличествовало и сейчас…

И продолжало работать…

Во всяком случае, действия нашего героя, практическим неосознанные, были абсолютно целесообразны.

А первое из них – не обращая внимания на стук и голос за дверью, поднять с пола ручку-стилет, облить лезвие остатками чая, всё равно вокруг всё было уже мокрым от залетающих снаружи и тающих в купе новогодних снежинок. Затем насухо вытереть его о постельное белье…

А второе – найти там же на полу полую деревянную трубку от трости и соединить две части в одну.

А третье – не обращая внимания на всё учащающийся стук и все громче звучащий голос за дверью, поймать момент, когда раскачивающаяся дверь летела на своё привычное место и этой уже собранной тростью изо всех сил садануть по дверному окну, так чтобы осколки полетели во все стороны…

А четвертое – посмотреть на свою прокушенную руку и, опять достав стилет и закусив губу, слегка полоснуть себя по руке, потому что кровь из прокушенной раны текла слабо, а было её вокруг много…

А пятое – рабочей рукой, стараясь не запачкать, скинуть и повесить на место пальто, ещё раз облить лезвие, ещё раз его вытереть и сунуть обратно в трость, и только после этого упасть без сил на постель, и только оттуда дотянуться до дверей и отодвинуть язычок засова.

– Что? – ворвался, наконец, Василий, – Что тут случилось, Ваше превосходительство?

Он остановился, в ужасе разглядывая картину.

– Бинт дай и вату, – прохрипел Прохоров, поднимая порезанную руку, из которой лилась кровь…

Он вытащил из кармана платок и начал зажимать рану…