Так вот, после бегства в Берлин, и дел-то у него никаких не было. Вообще. Сходил по местным книжным аукционам, отметил то, что его могло интересовать на ближайших торгах, да только зачем ему теперь всё это? Денег, как у дурака махорки, а тратить не на кого и не на что…
Прогулялся три раза по Кудаму – сколько ещё можно?
И вот уже шестой или седьмой раз заседает здесь в «Клаузевиц», потому что точно знает, что тут вкусно и что для его желудочно-кишечного безопасно…
Когда-то давно ещё была отличная забегаловка в переулке возле Оливаерплатц, где за восемь марок приносили литровую кружку пива, огромный айсбайн, плюс три горы рядом – капуста, картошка, горох.
Только где теперь забегаловка вместе с дойчемарками?
Да и из пяти ингредиентов того кушанья можно было сегодня Прохорову только два – мясо да картошку. Он бы и на это согласился, да только после введения евро всё в Германии дешёвое стало дорогим, а то, что дорогим не стало, просто умерло…
Вот и сидел он сейчас в дорогом (и тогда недешёвом) ресторане, ел вкусную пищу (личное меню было также составлено в далекие годы и с тех пор не менялось) и тоскливо глядел в окно.
Настроением своим Прохоров был недоволен, однако справиться с ним никак не мог. И недоволен был потому, что напоминал себе старика из старого анекдота. Того, ещё при совке, поймали иностранцы и спросили, когда было лучше – сейчас, при победившем социализме, или при царе.
– Конечно, при царе… – честно ответил старик.
– А почему при царе? – обрадовались такой откровенностью проклятые империалисты.
– А при царе у меня ещё стоял…
Вот и чувствовал себя Слава таким стариком, которому всё не нравится, потому что пора, когда у него стоял, уже давно прошла…
Пискнул лежащий на столе телефон, Прохоров, скривившись, взял трубку и тоскливо взглянул на экран. Ничего, кроме очередной рекламы, он не ждал, писать ему теперь было некому.
Кончились корреспонденты…
Но на этот раз Слава ошибся.
Потому что надпись на мониторе гласила:
«Перевод закончил. Посылаю тебе черновик, жду замечаний. С наилучшими пожеланиями, Джон».
2
Прохоров, с удивлением разглядывая письмо, поднял руку и покрутил ею в воздухе, а потом несколько раз наклонил кисть вперед, как будто держа невидимую ручку. Теперь, он точно это знал, через пару секунд у его стола возникнет ослепительно улыбающаяся официантка и спросит:
– Билль?
– Билль… – кивнет он и ещё через пару, на этот раз минут, ему принесут счёт.
За всем за этим – поднятыми руками, секундами и минутами – следила хозяйка. Тощая старуха, отлично ухоженная и дорого одетая, она постоянно торчала на рубеже ресторанного зала и большого вестибюля.
И чем бы ни занималась, видела всё…
– Билль?
– Билль… – кивнул он.
И опять уставился на монитор. Даже нажал на специальную кнопочку, чтобы экран, выключившийся через положенное время, загорелся опять. Плевать Прохорову было на экономию аккумуляторов – тем более, что при покупке этого, последнего аппарата одним из главных его свойств была как раз длительность зарядки – важнее понять, что собственно произошло.
От Джона никаких писем он не ждал, что называется, в первую очередь. Потому что ещё в Бостоне, когда тот пытался показывать свои попытки перевода, вышел у них со Славой некоторый скандал, после которого была договоренность, что Джон теперь представит своему «прапра» только законченную работу и лишь тогда выслушает все претензии и замечания. Прохоров, правда, был уверен, что это – такая вежливая форма посылания подальше и поэтому страшно удивился, увидев письмо…
А по какому поводу скандал?
Как ни странно – по филологическому…
Слава, не имея ни малейшего представления о филологии как науке, сцепился со своим потомком, который был студентом, аспирантом, магистром, бакалавром (нужное подчеркнуть, Прохоров так и не смог разобраться в непонятной иерархии) этой дисциплины. Произошло сие, когда наш герой встретил в тексте перевода фразу «Когда свинья полетит». Он попросил у Джона оригинал, прочёл ожидаемое «When pig fly» и попробовал объяснить «переводчику», что это как раз такой редкий случай, когда в двух языках имеются полные соответствия одной идиомы другой. Не надо махать руками, про идиомы Прохоров помнил из институтского курса литературы, точно так же про «When pig fly» из занятий английским в том же институте.
Так вот, когда он сообщил Джону о выражении «Когда рак на горе свистнет», являющемся в русском языке полным аналогом английской присказки, а именно несущим тот же самый смысл «никогда», тот почему-то заупрямился и стал доказывать, что раз так написано по-английски, то и переводить надо текст.
– Смысл… – не согласился Слава.
– Текст… – настаивал потомок.
– Смысл…
– Текст…
На том и разошлись…
Прохоров поднялся, оставив на столе положенные десять процентов к счету, и двинулся на Оливаерплатц. По дороге надо было решить – брать такси или лучше прогуляться.