– Вам ли этого не знать, Константин Юрьевич. Учитывая, что вы тоже, к примеру, никогда не поступитесь своей.
– Смотря… ради чего заморачиваться. В моей жизни было много чего такого, когда репутация отходила на второй план, – он расслабленно откидывается на спинку стула и крутит зажатую между пальцами авторучку. Хорош, как дьявол, в этот момент.
– Удивительно это слышать.
– Отчего же?
Презрение в моих глазах, должно быть, уже заметили все.
– Вы свои интересы всегда ставите намного выше интересов всех остальных.
– А я не могу позволить кому попало втаптывать в грязь моё имя и мои интересы.
– Именно поэтому вы находите особое удовлетворение в том, чтобы втаптывать в грязь имена и интересы всех остальных?
– Мия Эдуардовна, вы уверены, что хотите знать, в чём именно я нахожу особое удовлетворение? – как занесло в эту степь, где кажется, что, кроме нас двоих, больше в кабинете никого не осталось?
– Меня это, разумеется, не интересует.
– Как вы считаете, Мия Эдуардовна, а если бы я предложил нечто, что вам очень нужно, вы смогли бы изменить свою позицию?
Сволочь! Так унизить меня при всех! Да ещё и сопроводить такое предложение смелым недвусмысленным взглядом! Что он о себе возомнил?
– Не слишком ли вы забываетесь, Константин Юрьевич?
Мужчина плавно опускает ручку на стол, пожирает меня глазами и, лаская даже на расстоянии, рявкает на весь кабинет.
– На сегодня все свободны.
Мне кажется, сотрудники резко вскакивают со своих мест и испаряются из кабинета за считанные секунды. По струнке они у него ходят…
Я не успеваю моргнуть глазом, как мы снова оказываемся наедине.
– Изменила бы я свою позицию, если бы ты пообещал то, что мне очень нужно? Ты совсем охренел, что ли?! И какого чёрта ты на меня так смотришь? – я не успеваю сразу сообразить, что он встаёт и быстрыми шагами пересекает разделяющее нас расстояние. – Или думаешь, что никто вокруг не замечает, как ты раздеваешь меня глазами?
Он хватает меня за запястье и рывком притягивает к себе почти вплотную.
– А какого ж чёрта ты оделась так, что любой, даже самый мимолётный взгляд на твоё тело, заставляет думать, что под этим долбанным пиджаком у тебя ничего нет?!
Я не успеваю очухаться от прозвучавшего неожиданного признания, как мужская ладонь уже обжигает лёгким прикосновением моё бедро.
– Перестань меня лапать!
– Я всегда делаю то, что считаю нужным.
– Это ясно как божий день. На всех остальных тебе всегда было наплевать. Отойди от меня, – утыкаюсь ладонями в его грудь, стараясь отстраниться, и чувствую, как паника нарастает, потому что тело отлично помнит, каким голодным и настойчивым он может быть.
– Между прочим, я помог тебе. Помоги и ты мне, – говорит жёстко, неумолимо, мёртвой хваткой цепляя тонкую ладонь, он разворачивает её к себе и шокирует меня окончательно, когда кладёт мою руку прямо на напряжённую выпуклость в районе своей ширинки.
От неожиданности я замираю. Меня обдаёт жаром, я стараюсь вырвать руку, но, разумеется, это бесполезное занятие, Шахов держит крепко.
– Ты издеваешься? Разве не ты говорил, что для тебя это сущий пустяк?
– Говорил, да. А теперь хочу за него немного благодарности, – мои глаза в ужасе расширяются, а его рот одним резким движением впивается в мой, терзая так, словно мужчина наказывает меня за что-то. Он пытается просунуть язык мне в рот, но я не сдаюсь, отчаянно вырываясь. Пытаясь глотнуть хоть немного воздуха, я всё же отворачиваюсь, чувствуя, что внутри ползёт странное, непонятное чувство.
– Немедленно перестань! С головой нелады?
– Неужто и теперь я совсем тебя недостоин, Мия? Под Бергманом-то лежать поприятнее было, да? Даже не верится, что этот жмот так много тебе предложил…
Грубые слова настолько сильно царапнули по сердцу, задев старые шрамы, что я, собирая всю свою желчь, вспоминая океан выплаканных слёз и разбитые вдребезги мечты, припоминая всё унижение, через которое мне довелось пройти, жёстко чеканю каждую букву и выплёвываю ему прямо в лицо.
– Какой же ты всё-таки ублюдок. Ты больной, Шахов!
Карающая рука жёстко хватается за горло, слишком сильно, почти до боли сжав пальцы на моей коже, а под ними – пульсирующая артерия. Он толкает меня к стене, и я ощутимо бьюсь затылком о жёсткую вертикальную поверхность. Да что же у него за такая ненормальная любовь к стенам?! Сам он наваливается на меня сверху и, чуть наклоняясь, придавливает собой. Приближает лицо. Губы к губам. Нос к носу. Я ловлю его учащённое тяжёлое дыхание, а воспоминания вкупе с когда-то любимым мужским запахом головокружительным водоворотом засасывают меня в прошлое, окуная в него полностью.
– Если ещё хоть раз, – он сдавливает пальцы ещё сильнее, и я случайно, всего на мгновение касаюсь его губ своими, – я услышу от тебя подобное выражение в мою сторону, я за себя не ручаюсь. – И ещё больше наваливается на меня так, что я чувствую его возбуждение, да так остро, что мне становится трудно дышать. – Поняла?
Мне больно. Я задыхаюсь, когда он рядом. А душу бередят старые воспоминания из другой жизни. Той самой, где я была ему не нужна.