Другая история

Пиццу обещали приготовить за полчаса — как раз выбрать винцо и отстоять очередь на кассе. Я не собирался брать ничего сверх, но увидев сочное разноцветье фруктов на лотках сразу за входом в продуктовый, обречённо понял: мой разумный эгоизм вчистую проиграл совести. Результатом поражения стала тележка, набитая кульками с хурмой и цитрусами, баночками с липовым мёдом и малиновым вареньем, контейнерами с клюквой и брусникой — то есть всем тем, что у меня ассоциировалось с лечением простуды. Однако самое смешное, что при всём при этом я так и не купил кьянти.

На двери подъезда Тима оказался сломан магнитный замок. Я беспрепятственно поднялся на четвёртый этаж, обдумал вероятную планировку квартир и позвонил в ту, окно кухни которой, по моему разумению, должно было выходить во двор. За дверью зачирикал старый советский звонок, и я инстинктивно подобрался. Сейчас как выяснится, что я ломлюсь к чужим людям — то-то весело будет. Однако секунды капали, а реакции на чириканье всё не было. Тогда я для надёжности позвонил снова, и на этот раз мне наконец открыли.

— Андрей? — замотанный в шарф и помятый, как после долгого сна, Тим ошалело хлопал глазами.

— Привет, болящий, — просиял я ему самой легкомысленной из своих улыбок. — Я тут мимо проезжал и решил тебе витаминчиков подкинуть.

— Витаминчиков? — Тим перевёл взгляд от моей физиономии на объёмный пакет у меня в руках. — Спаси… А, да ты проходи, — он отступил назад. — Что-то я торможу.

— Ты болеешь, это нормально, — утешил я, входя в квартиру. — Температура есть?

— Кажется.

— В смысле, кажется?

— Ну, у меня термометра нет. Старый давно разбился, а новый я всё никак не собрался купить.

Я недоверчиво на него уставился: да не гони, — на что Тим слегка виновато пожал плечами: кто ж знал, что так получится?

— Чай будешь? — спросил он.

— Буду. А ты пиццу будешь? — вспомнил я о лежащей в машине коробке. — «Кватро Формаджи».

Тим улыбнулся одними глазами: — Буду, — и беспокойство, весь день свербящее у меня внутри, исчезло, как по мановению волшебной палочки.

— Тогда я сейчас метнусь за ней вниз, а ты пока ставь чайник.

Наваждение рассеялось, стоило мне только выйти на лестничную клетку. Это не сон, я не пью с этим человеком каждую пятницу вот уже полгода, он не рассказывает мне истории про Недвижимый Движитель и индуистский монотеизм. И надо было не пиццу предлагать, а сваливать с чувством выполненного геройского долга. Хмурясь, я открыл пассажирскую дверь «Патриота». Может, прыгнуть за руль и смотаться, пока не поздно? А Тиму наврать, что у меня внезапно нарисовалось срочное дело.

«Трусишь, Андрюша?» — ласково поинтересовался внутренний голос. Я по-бульдожьи выпятил челюсть: нет, не трушу, но бережёного бог бережёт.

«От чего бережёт-то?»

— От шизофрении, — буркнул я уже вслух. Вот ещё напасть на мою голову. Впрочем, чего мне, в самом деле, бояться? Не Тима же, в конце концов. С этой мыслью я взял коробку с пиццей и с фальшиво-уверенным видом двинулся обратно.

Тим оставил входную дверь открытой; сняв куртку и разувшись, я нашёл его на кухне, разбирающим гостинец под посвистывание закипающего чайника.

— Слушай, тут столько всего… — растерянно протянул он. — Сколько я тебе должен?

Я положил коробку на кухонный стол и смерил Тима крайне выразительным взглядом: — Нисколько. И вообще, ты мне доверяешь?

Неожиданный вопрос поставил Тима в тупик: — Д-да.

— Тогда иди ложись, а то от жара уже откровенную пургу несёшь. Чай я сам сделаю, только скажи, где найти чайные принадлежности.

— В шкафу у плиты, — Тим потёр лоб. — Я, пожалуй, правда лягу — какое-то интересное состояние сознания.

— Давай-давай, — покивал я. На сердце опять поселилось беспокойство: может, его надо экстренно отпаивать жаропонижающими, а не пиццей кормить? Уникальная, блин, личность — даже болеть как все нормальные люди не умеет.

Я остался один и пока готовил, всё больше сомневался, не угодил ли я обратно в глюк? Реальная кухня Тима тютелька в тютельку совпадала с той, которая мне вообразилась, — предательница-память до сих пор зачем-то хранила мельчайшие подробности абсентового сна. Вплоть до жестянки из-под печенья с пахнущим летом травяным самосбором и красно-белых чашек в крупный горох, у одной из которых была отбита ручка. В глюке мне частенько хотелось якобы случайно стукнуть её целую товарку. Тогда бы они снова сделались одинаковыми, и Тим, как гостеприимный хозяин, перестал бы ненавязчиво подсовывать мне ту, которую считал получше. Я мысленно погрозил кулаком бездне, глядящей на мир из глаз старого йогина: нечего мне тут вечер воспоминаний устраивать. Разовая благотворительная акция — это ещё куда ни шло, но повторно ступить на скользкую дорожку дружбы — ищи другого дурака. Я отправил успевшую остыть пиццу в микроволновку и пошёл разведывать, где там больной.