— Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, к тому же этот вопрос очень спорный, но одно я понял совершенно точно. Магов зачем-то учат относиться к магглам с презрением и ставить себя выше, чем они, причем абсолютно на пустом месте. Такое чувство, что маги постарше хотят хоть как-то объяснить деградацию и абсолютную изолированность магического мира, и может быть, действительно скрыть то, что тебе удалось откопать. Одни эти убогие россказни про Великую инквизицию чего стоят, — я закрыл глаза.
— А чем тебе не нравятся рассказы про инквизицию?
— Я говорю о том, что мне ближе, но… Хочешь убедиться, что многое из того, о чем учат на истории магии просто сказки? – Гермиона кивнула, не сводя с меня настороженного взгляда. Я чуть было не подался порыву и не пошел на попятную, но, затем, решил, что ей будет полезно подвергать некоторые вещи сомнению. – Подойди к камину и сунь руку в огонь. Не хочешь? Правильно делаешь, что не хочешь, потому что обожжешься. И как тогда воспринимать сказки про ведьм, которые любили гореть в огне инквизиции? Что-то я не припомню идиотов, которые залазили бы в камин, предварительно не кинув в огонь порох.
— Но…
— Гермиона, можно ведь уйти в спорах совсем далеко. Например, тот же огонь когда-то считали священным божественным даром, подаренный людям Прометеем. Почему мы думаем, что это неправда? Если исходить из этого, любой огонь несет в себе божественную сущность, а кто такие маги, чтобы не подчиняться чему-то имеющему более древние и величественные корни?
— Зачем все это делается? – Гермиона смотрела на пламя.
— Я уже ответил на этот вопрос, Ассамблее так проще. Я внимательно читал договор, там нет ни слова о принижении магов, то есть, магглы настояли на том, чтобы убрать из обучения в Школах! определенных предметов. Как они объясняли, чтобы девственные детские умы не пошли по дорожке, ведущей к конфликту из-за своей неопытности. В договоре нет ни слова о том, чтобы маги не смогли продолжить постшкольное обучение по интересующим их предметам.
— Им просто в голову не могло прийти, что у магов нет постшкольного обучения, — в голосе Гермионы звучала горечь. – А существующему правительству не нужны новаторы, достаточно исполнителей, таких как Перси, который с энтузиазмом будет толщину котлов измерять. Понятно теперь, почему все, что можно назвать прогрессом объявили вне закона. Но ведь это же тупик, эта политика ведет в никуда.
— А где ты видела представителей власти, которая заботится о будущем? Нет, бывают самородки, но их настолько мало, что их имена остаются в веках, — я притянул девушку к себе. – Теперь понятно абсолютно точно, гибель магических родов никак не связана с политикой всемирной Ассамблеи магов. Но, зато у меня появилась мысль. Я собираюсь победить Темного Лорда. Причем, собираюсь сделать это настолько громко, насколько вообще возможно. Чтобы о Гарри Поттере знали абсолютно все. Я дам столько интервью, на сколько у Риты чернил хватит, но добьюсь того, чтобы любые действия Гарри Поттера рассматривались сквозь призму обожания толпы.
— Зачем? – девушка изумленно смотрела на меня.
— У меня есть деньги, причем доход постоянно растет. Да и когда я преодолею все препоны, меценаты найдутся, — я зарылся лицом в пышные каштановые волосы, которые Гермиона распустила сегодня вечером. – Помнишь, во Франции мы посетили студенческий городок. Я думаю, пора уже основаться магической Сорбоне. Мы не будем нарушать договор, вот еще. Не хочу, чтобы нас уничтожили. Но постшкольное образование должно начать развиваться. Да, придется действовать с нуля. Но для этого мне и нужна будет шумиха вокруг моего имени. Особенно с точки зрения безопасности. Просто Гарри Поттера легко устранить, а вот Гарри Поттера Национального Героя попробуй, убери тихо, чтобы волну не поднять, так что время у меня будет, во всяком случае, сначала. А потом что-то запрещать будет уже глупо.
— Я так понимаю, что разговор с тобой, мой мальчик, именно сейчас совершенно ни к чему не приведет, — наконец, отмер директор. – Мы вернемся к этому разговору позже. – Конечно, вернемся. Только, я надеюсь, говорить буду я, причем вооружившись фактами.
— Понимаю, господин директор, вы считаете меня слишком юным или не способным понять прописные истины.
— Я этого не говорил, но в одном ты прав, ты слишком юн, Гарри, чтобы считать свое мнение исключительно верным. Это называется юношеским максимализмом. Но я хотел поговорить с тобой не только об этом, — он замолчал, встал из-за стола и подошел к окну.
— О чем же вы хотели со мной поговорить, господин директор?
— Я хотел поговорить с тобой о нескольких вещах, Гарри. Я прошу тебя поговорить с Сириусом, который не хочет меня слушать, о том, чтобы он принял мое приглашение преподавать ЗОТИ хотя бы до конца этого года. Профессор Снейп слишком устает, чтобы наваливать на него два предмета у всех курсов, факультет за который он отвечает, да и другие обязанности.
— Почему вы думаете, что мне удастся его убедить? – я так удивился, что посмотрел на директора.
— Что-то мне говорит, что у тебя есть на это шанс.