– На каждый округ своя квота. Королева постановила, что их нужно повесить на перекрестке в каждой деревне и что их тела нельзя срезать. Пусть висят, пока не сгниют.
– От этого наказания погибнет больше людей, чем во время восстания. Не было битвы, не было кровопролития. Никто ни с кем не сражался, армия рассеялась без единого выстрела, никто не извлек меч из ножен. Они подчинились.
Он снова смеется.
– Тогда, возможно, научатся больше не бунтовать.
– Или усвоят, что новые правители Англии не заботятся о них, как заботились прежние. Все, что они выучат, это то, что если они просят восстановить старую веру, или оставить общинные выгоны под пастбища, или не снижать им выплаты, к ним отнесутся в их собственной стране как к врагам и им будет угрожать смерть.
– Они и есть враги, – резко отвечает Гастингс. – Или вы забыли? Они и есть враги. Они мои враги, они враги Сесила и королевы. А ваши нет?
– Да, – неохотно отзываюсь я. – Я следую за королевой, куда бы она ни шла.
А про себя я думаю: да, они стали моими врагами. Сесил сделал их моими врагами; хотя однажды они были моими друзьями и соотечественниками.
1570 год, январь, замок Татбери: Мария
Я не вызывала к себе милорда Шрусбери с тех пор, как мы вернулись в это злосчастное место из злосчастного Ковентри, и тут он приходит ко мне без объявления и спрашивает, можно ли немного посидеть со мной. Лицо у него такое усталое и печальное, что на мгновение я исполняюсь надежды, что он узнал о перемене фортуны для своей королевы.
– Что-то случилось, милорд?
– Нет, – отвечает он. – Нет. Не для меня и не для моего дела. Но у меня для вас серьезные новости.
– Норфолк? – шепчу я. – Он наконец-то придет за мной?
Он качает головой.
– Он не примкнул к восстанию северных графов. Он отправился ко двору. В конце концов, он решил покориться своей королеве. Он подчинился ее воле. Он ее данник, и он отдал себя ее милосердию.
– Ох, – произношу я.
Я прикусываю губу, чтобы не сказать ничего больше. Боже милосердный, что за дурак, что за трус, что за предатель. Будь проклят Норфолк за свою глупость, ставшую причиной моей гибели. Ботвелл никогда бы не стал угрожать восстанием, чтобы потом сразу покориться. Ботвелл бы вышел на битву. Ботвелл никогда в жизни не уклонялся от битвы. Он бы подавился извинениями.
– И мне жаль сообщить, что лорд Дакр бежал через границу в Шотландию.
– Его восстание кончено?
– Все кончено. Армия королевы взяла Север, ее палачи вешают людей в каждой деревне.
Я киваю.
– Мне жаль их.
– Мне тоже, – кратко говорит он. – Многим из них было приказано следовать за своим лордом, они не сделали ничего, только исполнили свой долг. Многие думали, что исполняют Господню волю. Они простые люди, которые не понимают перемен, произошедших в нашей стране. Им придется умереть за то, что они не поняли политики Сесила.
– А я? – шепчу я.
– Гастингс заберет вас, как только дороги станут пригодны для путешествия, – говорит он очень тихо. – Я не могу ему помешать. Его сейчас держит только непогода; как только сойдет снег, он увезет вас. Я сам под подозрением. Остается молиться, чтобы меня не отправили в лондонский Тауэр по обвинению в измене, когда вас увезут от меня в Лестер.
Я чувствую, как меня трясет при мысли о расставании с ним.
– Вы не поедете с нами?
– Мне не позволят.
– Кто защитит меня, когда меня увезут из-под вашей опеки?
– За вашу безопасность будет отвечать Гастингс.
Я над этим даже не смеюсь. Я просто смотрю на Шрусбери долгим испуганным взглядом.
– Он не причинит вам вреда.
– Но, милорд, когда я снова вас увижу?
Он поднимается со стула и прижимается лбом к высокой каменной каминной полке.
– Не знаю, Ваше Величество, бесценная моя королева. Я не знаю, когда мы снова встретимся.
– Как я это вынесу?
Я слышу, как тихо и слабо звучит мой голос.
– Без вас… и леди Бесс, конечно же. Как я справлюсь без вас?
– Гастингс вас защитит.
– Он заточит меня в своем доме или хуже.
– Только если вас обвинят в измене. Вас нельзя обвинить ни в чем, если только в подготовке побега. Вы в опасности, лишь если поощряли восставших.
Он колеблется.
– Важно, чтобы вы об этом не забывали. Помните об этой разнице, если кто-то станет вас спрашивать. Вас нельзя обвинить в измене, если не будет доказано, что вы замышляли убийство королевы.
Он умолкает, потом понижает голос и говорит:
– Если вы хотели лишь свободы, тогда вы ни в чем не виновны. Помните об этом, если вас станут допрашивать. Всегда говорите, что вы хотели лишь освобождения. Они не смогут к вам прикоснуться, если вы будете настаивать, что планировали только побег.
Я киваю.
– Я поняла, я буду осторожна в речах.