Я медленно, по одной бросаю страницы на решетку камина. Они чернеют, занимаются и скручиваются, и я смотрю, как поднимается в трубу дым, а с ним и мои надежды. Северные лорды разбиты, Норфолк в Тауэре. Его жизнь в руках его кузины Елизаветы. Нужно верить, что она не погубит своего родственника, своего собственного кузена. Она ведь не убьет его, его единственное преступление – любовь ко мне, желание на мне жениться.
Я беру кольцо с алмазом, которое он мне прислал, и прижимаю его к губам. Мы помолвлены, он дал слово мне, я – ему, и я его не заберу. Он прислал мне это дорогое кольцо, и мы связаны клятвой. К тому же, если мы переживем это, если он вынесет обвинение и избежит эшафота, тогда дела наши будут хороши. Почему бы ей не поддержать его в роли короля-консорта Шотландии? Почему ему не завести со мной сыновей? Почему им не унаследовать престолы Англии и Шотландии? Он – по-прежнему лучший выбор для меня. И, как бы то ни было, пока Ботвелл не сбежит, другого у меня нет.
Я достаю шифр, спрятанный в Библии на алтаре, и начинаю письмо своему супругу, Норфолку. Я пошлю письмо епископу Лесли и надеюсь, он сможет доставить его моему возлюбленному. Если он не покинет меня сейчас, если Елизавета его пощадит, мы все еще можем получить Шотландию по соглашению, раз не смогли получить по договору.
Я запечатываю письмо и откладываю до тех пор, пока не представится возможность его вынести, а потом приходит Агнес готовить меня ко сну. Мою ночную рубашку скверно отгладили, я отсылаю ее и выбираю другую, и мы молимся с Агнес, а потом я ее отпускаю. Все это время мысли мои, словно ласка в клетке, мечутся туда-сюда, по кругу. Я думаю о Ботвелле, о другом звере в клетке. Представляю, как он ходит по камере, поворачивается и идет обратно. Как смотрит из зарешеченного окна на лунный свет на темной воде Мальме-фьорда, высматривает на небе бурю, процарапывает на стене еще одну отметину, означающую еще одну ночь в неволе. Это восемьсот восемьдесят седьмая ночь, что мы проведем врозь, больше двух с половиной лет. Он сегодня это поймет, и я понимаю. Ему не нужны отметины на стене, чтобы знать, сколько он со мной разлучен. Он словно волк в клетке, словно орел на привязи. Но он останется собой, его не сломают. Волк все еще там, он все еще волк, несмотря на клетку. Орел готов взмыть, он неизменен. Перед сном я пишу ему, бессонному и думающему обо мне.