Другая машинистка

Я докурила, загасила окурок и аккуратно уложила его в пепельницу из толстого зеленого стекла на плетеном столике. На балконе кроме столика имелся еще небольшой коврик, два плетеных стула и канапе. Поскольку было очевидно, что мы чего-то ждем, я села на канапе, нога на ногу. Замерцала искорка, бросилась мне в глаза, я нагнулась и увидела под ногами браслет Одалии. Неужели Тедди сорвал с ее запястья? Она бы не хотела, чтобы ее браслет вот так валялся, – и я подняла его, чтобы сохранить. Лучший способ не потерять браслет – надеть его; я обвила им свободное запястье и щелкнула замком. Одалия права, сказала я себе, в паре они действительно почти как наручники. Я медленно повертела запястьями, любуясь льдистым сиянием драгоценных камней в лунном свете.

Прибыли еще полицейские, сопроводили меня вниз, где уже дожидался автомобиль, чтобы доставить меня в местный участок. Садясь в машину, я услышала, как патрульный докладывает своим коллегам про наш с ним разговор:

– Провалиться мне на этом месте, видели бы вы ее: холодна как лед. Говорю вам: стояла, курила сигарету, любовалась своими бриллиантами, хладнокровная как не знаю кто…

* * *

Поскольку я была занята в другом месте, не могу наверняка сказать, когда именно Одалия возвратилась в отель, – очевидно, спустя несколько часов. Вновь и вновь я представляю себе, как это было: Одалия шагает по улице и «внезапно» обнаруживает толпу зевак, полицейские машины, газетчиков, ослепительно яркие вспышки. Мысленно я вижу ее: хмурясь, она приближается к тому самому месту. Видит коронера, занятого своей страшной работой, ладонью зажимает рот. Спрашивает, что случилось, – а толпа меж тем толкает ее, напирает со всех сторон.

Но моя подруга, мы живем вместе. Где моя подруга? Где Роуз? – спрашивает она полицейского. И полицейский – мне видится тот самый патрульный, который вместе со мной на балконе дожидался детективов, – отечески опускает руку ей на плечо и сообщает дурную весть. Глаза Одалии расширяются, солнечный загар слегка бледнеет, но она задумчиво кивает – легкий кивок, ужас, но не удивление. Бедный Тедди, блестя глазами, говорит она, он не заслужил такой участи.

Вам следует знать: она утверждает, что на балконе с ним были вы, сообщает он Одалии – обвинение, выдвинутое мной и уже признанное несостоятельным. Нет надобности добавлять: «остерегайтесь своей подруги», нет надобности клеймить убийцу и клеветницу, по тону и так все ясно.

* * *

Разумеется, началось расследование, и поездка в местный полицейский участок обернулась для меня дорогой в один конец. В ту первую ночь я сидела в незнакомой комнате для бесед, незнакомые полицейские задавали мне вопросы, а в углу незаметно пристроилась машинистка и равнодушно, механически печатала мои ответы. Когда меня ввели в комнату, я едва удержалась от порыва сесть на ее место, пальцы на клавиатуру… такова сила привычки.

Допросчик назвался детективом Фергюсоном. Он был заметно старше нашего лейтенанта-детектива, и чином тоже – полный детектив, а не лейтенант. У него были темные волосы, но две ярко-белые пряди комически тянулись от висков к затылку, отчего он несколько смахивал на скунса. Всякий раз, задавая вопрос, он пальцем стучал по столу в такт, словно отбивал телеграмму на телеграфном аппарате-невидимке. В отличие от лейтенанта-детектива этот детектив Фергюсон обходился без околичностей. И его прямота немного пугала: я видела, что он не удовлетворен моими ответами и мы движемся прямиком в глухой тупик.

Еще больше меня смущал молодой патрульный, который, как я поняла, проходил обучение на следователя, – паренек очень походил на Тедди. Или это лишь мое воображение? Мне запомнились песочные волосы и серьезный взгляд, и сам он был такой же незрелый и тощий, узкие плечи, длинные ноги – еще не вполне врос в свое тело. Подумать только, всего несколько часов назад я болтала и пила коктейли с Тедди. Мысль, что Тедди мертв, еще не вполне укоренились, и присутствие за столом его двойника ничуть не помогало мне освоиться с этим фактом. Было бы легче, если бы паренек хотя бы заговорил. Раскрой он рот, акцент или еще какая особенность речи уничтожили бы иллюзию, будто эти двое юношей друг другу сродни, и морок, навеянный его присутствием, рассеялся бы хоть отчасти. Но всю беседу он хранил каменное молчание – сидел, ни слова не говоря, и торопливо строчил в блокноте. Ну, пока не приключился мой «эпизод».