Он вздрогнул, а его лицо покраснело. Она никогда не говорила ему ничего подобного, никогда не хотела унизить его, потому что это лишь заставило бы ее чувствовать себя лицемеркой.
– Я не
Фиби почувствовала, что сейчас ей станет плохо.
– Ты прав. Прости. Но мы с твоей матерью подруги, Джейк. Это ставит нас в очень неприятную ситуацию, ты согласен?
Он сдержанно пожал плечами, и это было не то согласие, которого она ожидала.
– И ты знаешь ситуацию с моим отцом. Если на фоне всего, что люди говорят про него, всплывет, что его дочь… извращенка…
Он вздохнул.
– Фиби, мне кажется, что ты все слишком преувеличиваешь.
Она раскрыла рот. На мгновение она подумала, что видит лицо Джейка поверх лица Уайатта, потому что оба они говорили одно и то же.
– Как ты можешь так пренебрегать непредвиденными обстоятельствами?
– Я не пренебрегаю! Я просто говорю, что скандал в прессе рано или поздно утихнет. Ты не твой отец.
– Ты не знаешь моего отца, Джейк, и на самом деле ты не так уж хорошо знаешь меня.
Он уставился на нее с болью и замешательством.
– Может, ты права, но я знаю, что ты эгоистка, а ты даже не видишь этого, потому что изолировалась от мира и смотришь на все по-своему.
Она подскочила, будто одеяло вдруг обожгло ее. Ее халат висел на стуле рядом, она взяла его и стала одеваться.
– Не смей даже пытаться анализировать меня. Я уже замужем за чертовым мозгоправом.
Он тоже вылез из постели, но совершенно не собирался одеваться. Это еще зачем? Он спорил с той позиции, что ему нечего скрывать.
– Послушай, я не говорю, что будет легко, особенно в первое время. Да, мои родители сойдут с ума. Да, может быть, даже какой-то журналист-сплетник что-то напишет о дочери Дэниэла Нобла в каком-нибудь посте или твите, который даже никто не увидит. Но ты должна признать, что ты счастлива, когда мы вместе. Почему тебе не хочется большего? Почему ты так боишься чего-то?
Она чувствовала себя так же, когда Уайатт притащил свои хваленые листовки об усыновлении. И она уже знала, как разочаровать собеседника. Но сейчас ей хотелось этого еще меньше, потому что она никогда не думала, что они поссорятся. Они так не договаривались.
– Счастье – это бред собачий. Это слово определяет только небольшие моменты, а не всю жизнь. Все, что мы делали, ни хрена не значит вне этой комнаты, где нам и придется оставаться.
– Ты правда думаешь, что я в это поверю? Это больше, чем просто секс.
– Ты думаешь, что ты первый, с кем я перепихнулась для удовольствия?
Его лицо почернело, как грозовая туча.
– Не надо. Ты просто пытаешься сделать мне больно.
Вот он, нерв, на который она хотела надавить.
– Я знаю, что случается, когда люди помешались на счастье, понял? Они думают, эй, секс – это классно, и у нас есть что-то общее. Это, наверное, значит, что мы счастливы! Давай будем вместе навсегда, и мы всегда будем счастливы! Но это ложь, и я устала объяснять это себе и всем вокруг. Если ты умный, ты послушаешь меня и тоже перестанешь покупаться на это дерьмо. И перестанешь верить, что несколько доз счастья стоят того, чтобы разрушать жизнь людей. Мой отец провел за этим всю жизнь, а я так не могу. Я уже причинила достаточно вреда.
– Ты так не думаешь. Ты вообще так не думаешь.
– Если ты еще раз скажешь мне, что я, по-твоему, думаю, я прямо сейчас порву с тобой, навсегда.
Теперь он принял позу разъяренного быка, поразительно похожую на позу его отца в первый день, когда Фиби его увидела. Ей было любопытно, насколько сильно он в самом деле похож на Рона. Он тоже будет ставить синяки? Она была почти готова проверить его, еще раз подтолкнуть. Но он развернулся и быстро оделся. Узел во внутренностях Фиби ослаб, но только немного. На нее накатил новый приступ тошноты, когда она почувствовала, как сгорает дотла веселый приятный аттракцион, который она сама для себя устроила. Закончив, он подошел к двери и обернулся, чтобы посмотреть, не передумает ли она. Часть ее, немаленькая часть, только того и хотела – вернуться в мягкую постель и теплую тишину и умолять его забыть все, что она наговорила, но она не переменила каменное выражение лица. Если сейчас она не настоит на своем, она потеряет то немногое самоуважение, которое у нее осталось.
Фиби вышла к лестнице, когда он шумно спускался по ступенькам. Он положил руку на дверную ручку, и она закричала:
– Нет, не с этой стороны!
Машина была на месте, когда она проверяла последний раз, и пока было слишком рано, чтобы она уехала. А что, если Вики на крыльце курит свою утреннюю сигарету? Если она увидит, что ее сын выходит от Фиби, хлопая дверью, как оскорбленный любовник, у нее однозначно будут вопросы.
Джейк повернулся к ней, его челюсти сжимались в неповиновении, а глаза горели. О, как она ненавидела, когда на нее смотрели так взбешенно.
– До сих пор все было по-твоему. Теперь моя очередь.
Она кинулась по ступенькам и встала перед дверью.
– Не глупи! Люди увидят тебя!
– После всего этого ты правда думаешь, что мне есть до этого дело?