Другая музыка нужна

Мартон остановился. Искал глазами Илонку и помещение, где можно надеть коньки. Сбоку показался маленький домик: «Теплушка». Туда входили и оттуда выходили конькобежцы. Мартон тоже направился к ней. Остановился на миг и, чтобы скрыть смущение, чуточку опустил уголки губ, словно говоря: «Я здесь не впервые, и не тороплюсь, и не спешу». Его обуял страх, сердце заколотилось. «Куда я попал? И что здесь будет? Придет ли Илонка? А может быть, она уже здесь? Где найти ее?» И он снова сделал несколько шагов. Нагнулся, словно потерял что-то. Затем кинул взгляд на часы, прикрепленные к фасаду теплушки. Шесть часов. Еще несколько медленных шагов. И в тот миг, когда он с изумлением заметил, что все выходят без пальто, катаются в свитерах, и схватился за пальто, будто от этого движения под ним каким-то чудом окажется свитер, Мартон увидел большую группу мальчиков и девочек; они направлялись к теплушке. Илонка была среди них. Она шла прямо к нему, протягивая руку.

— Мартон!

Илонка была даже красивей, чем обычно, только в зимнем пальто казалась меньше, нежели дома на улице Сенткирай. Красная вязаная шапочка прижималась к накрученным над ушами косичками. Зубки сверкали между пунцовыми губами.

Когда они пожали друг другу руки, Мартон впервые ощутил холодное и все-таки нехолодное дыхание Илонки. Оно коснулось его щеки.

— Добрый вечер, — быстро проговорил мальчик. И еще быстрей прибавил: — Пойдемте.

Он думал — вернее, надеялся, что Илонка не пойдет с юношами и девушками, с которыми пришла вместе, что он, конечно, уведет ее от них.

— Нет, нет! — сказала Илонка, и вздох, слетевший с губ девочки, вновь коснулся лица Мартона. — Я здесь с друзьями. Познакомьтесь. Мой домашний учитель…

— Мартон Фицек, — представился мальчик и поздоровался со всеми за руку.

Затуманенными, помрачневшими глазами разглядывал он девочек: беленькие, черненькие; постарше, помоложе; улыбчивые, капризные; в желтых шапочках, в зеленых шапочках. И мальчиков: один повыше, другой пониже. Кто громко называет свое имя, кто бормочет бессвязно. Мартон не находил себе места.

— За мной! — воскликнула Илонка, взяв под руку и Мартона и другого высокого юношу. Она нагнулась вперед, делая вид, будто тащит всю компанию. — За мной!

Шумливо, с гомоном и щебетом ворвались они в теплушку и расселись на длинной скамейке у стены. Пальто все сняли заранее и кинули на руки суетившимся вокруг служителям — мужчинам и женщинам. Служители уносили пальто, приносили номера от вешалок, становились на колени, прикрепляли коньки к ногам мальчиков и девочек, приворачивали их ключами.

Мартон, точно щепка, попавшая в течение реки, что плывет, подрагивая, потом мчится, уносимая волнами, тоже машинально снял зимнее пальто, передал его «обслуживающему персоналу» (ему попалась не женщина, а мужчина с бакенбардами, хотя кто его знает, что лучше и что хуже). Увидев, что остальные дают чаевые, Мартон тоже вытащил уцелевшие семь крейцеров и отдал их. Служитель с бакенбардами опустился на колени и после мгновенного замешательства взял в руки «галифаксы». Мартон ждал, что на лице у него появится улыбка. Но лицо служителя осталось невозмутимым, только руки, как показалось Мартону с презрением защелкнули железные скобы «галифаксов». Мартон был готов, а остальным еще долго прилаживали, привинчивали коньки. Наконец управились со всеми.

— А вы без свитера катаетесь? — спросила Илонка, вовсе не желая этим обидеть Мартона.

Напротив, она радовалась от всей души, что он пришел, что достаточно было одного слова, и этот серьезный юноша, домашний учитель, послушался ее. Ее охватило чувство торжества — не только торжества девочки над мальчиком, но и ученицы над учителем. «Мы тайком катаемся на коньках. И больше ты не домашний учитель, не уполномоченный моей тетушки, а просто мальчик. И ты не можешь больше требовать, чтобы я учила уроки, не можешь ругать меня, если я не выучила, точно так же, как и остальные мальчики, с которыми мы вместе ходим на каток».

— Я всегда без свитера катаюсь, — угрюмо ответил Мартон.

Илонка только теперь поняла, что ей не надо было спрашивать об этом.

— Не простудитесь? — с тревогой спросила она, потом и об этом пожалела.

Она глянула на ноги Мартона, заметила «галифаксы», но притворилась, будто не видит их. Взяла мальчика под руку, теперь уже только его одного, чтобы примирить и успокоить, затем возбужденно и радостно, не глядя больше на остальных, попросила:

— Выведите меня на лед. Вы, наверное, хорошо катаетесь, Мартон?

— Плохо! — бросил Мартон сквозь зубы и взял под руку Илонку. — Пойдемте! — сказал он. И, не будь никого вокруг, добавил бы: «Пойдемте куда-нибудь подальше от них, вдвоем, Илонка!»

Они выбрались уже на левую дорожку. Мартону было холодно в одной сорочке и в пиджаке, но он не обращал на это внимания.

— Умеете восьмерки описывать на льду? — спросила Илонка.

— Не умею!

— Почему вы сердитесь? — И Илонка прильнула к Мартону.

— Не сержусь! — глухо раздалось в ответ, и девочка умолкла.

А дальше, дальше все закружилось, завертелось…