На Островах придерживались такого же мнения. Когда воины Саона расступились, кейтабцы, будто ощутив, что пришло их время, взметнули кривые клинки и полезли вверх по склону. Двигались они проворно, с ловкостью людей, привыкших карабкаться на мачты и чужие палубы, и пощады не давали никому. Возможно, этот последний свирепый натиск сломил сопротивление: дикари побежали, испуская вопли ужаса, и склон разом опустел. Кейтабцы последовали за ними; вскоре вся их толпа исчезла среди гранитных скал и глыб, и только звуки ударов, стоны да треск черепов под топорами подсказывали, что бойня еще не закончилась.
– Хватит! – Дженнак помахал шестом с бесполезными перьями Саону и повернулся к сигнальщику. – Хватит! Труби! Пусть возвращаются!
Воин поднес раковину к губам, и резкий рев горна раскатился над ущельем. Для одиссарцев этого было достаточно; они остановились, собрались плотными кучками вокруг Саона и Итарры, затем, перебросив щиты за спину, начали спускаться вниз и строиться походной колонной. Кейтабских головорезов горн звал трижды. Наконец они собрались все; разгоряченные, перемазанные в крови, но без всякой добычи – у голых метателей дротиков взять было нечего. Последним явился Хомда и бросил к ногам Дженнака окровавленное тело.
– Вот, – сказал он словно в оправдание, – мой далеко бить, хватать пленник, тащить тебе. Живой! Или не живой? – Северянин присел на корточки, поднес ладонь ко рту своей добычи, подержал недолгое время и огорченно буркнул: – Ха! Уже мертвый! Мой бить голова слишком сильно!
На лбу туземца, под шапкой темных волос, завивавшихся мелкими кольцами, зияла кровавая дыра. Он был мускулист и почти обнажен, только бедра охватывала повязка из шкуры, грубо выделанной, жесткой и пятнистой, однако не похожей на ягуарью; рисунок пятен и их форма выглядели совсем иначе. Глаза его были раскрыты и неподвижно уставились в зенит; губы огромного рта, на удивление пухлые и как бы вывороченные, казались серыми, а нос – уродливым, как у обезьяны; широкий, толстый, с зияющими ноздрями и еще более приплюснутый, чем у Грхаба. Но не этот лик, выглядевший кошмарной маской ночного демона, поразил Дженнака; вернее, не только лицо погибшего. Опустившись на колени, он коснулся шеи мертвеца, потер плотную, еше не успевшую остыть кожу, потом в недоумении взглянул на свою ладонь:
– Во имя Шестерых! Это не боевая раскраска!
Саон с Итаррой, стоявшие рядом, переглянулись. Потом санрат сказал:
– Я бы тоже удивился, милостивый господин, если бы успел. Думал, черные демоны, но кровь у них красная, и гибнут они как любой человек, если его проткнуть копьем. Сражаться не умеют, вместо оружия у них палки да камни, но вот ярости – как у быка с подпаленным хвостом!
– Быки! Мясо! – Хомда облизнулся. – Мой видеть быков! Сверху. С другой сторона скала!
– Где? – спросил Дженнак, поднимаясь.
– Там! – Рука северянина вытянулась на восток. – Мой видеть: скала конец, ровное место, трава, деревья, хижины… много хижин, много люди! Еще бревна! Так и так! – Он изобразил руками нечто похожее на изгородь. – За бревна – быки и другой зверь, горбатый тапир. Эти, – Хомда пренебрежительно пнул ногой мертвое тело, – бежать туда.
– Селение! Он говорит о селении! – возбужденно выкрикнул Итарра. – Но как ты все разглядел? И дома, и быков, и людей?
– Мой говорить: скала конец, ровное место, видеть далеко. А мой видеть как орел! – Хомда стукнул себя кулаком в грудь.
Кейтабцы, слышавшие его слова, возбужденно загудели. Для них селение означало если не добычу, так возможность поразвлечься; ну, а какие развлечения влекут мужчин, пробывших в море почти сорок дней?
Словно подтверждая эти мысли Дженнака, Хомда снова облизнулся и сказал:
– Мой видеть селение, да! Быки, люди, женщина… много женщина! – Тут он скосил глаз на мертвеца, оглядел заваленные трупами склоны и прибавил: – Черный женщина – тоже женщина. Хорошо, когда нет другой цвет.
Один из одиссарских воинов рассмеялся, другой сплюнул, но у кейтабцев, кажется, цвет кожи и уродливый вид дикарей не вызывали отвращения. Шум в их нестройной толпе стал сильнее, голоса – громче; они лезли вперед, к Дженнаку, расталкивая его людей, и теперь повсюду он видел широкие раззявленные рты и выкаченные глаза островитян. Он повелительно скрестил руки, приказывая им остановиться, но в тесноте вряд ли кто заметил этот жест; кейтабцы напирали, и было ясно, что кровь чернокожих не насытила их, а лишь привела в неистовство.
Наконец самый храбрый – или самый нетерпеливый – выкрикнул:
– Веди нас, господин! Веди в селение! Может, там вино найдется! Или пиво! А нет, так выпустим кишки из этих черных демонов! Повеселимся!
Дженнак оттолкнул крикуна.
– Сказано в Книге Повседневного: если страдает невинный, кровь его падет на голову мучителя. Мы перебили три сотни этих дикарей… Хватит! Хватит крови!
Но его не слушали; вернее, услышали лишь то, что хотелось.
– Они виновны! Напали первыми!
– Перебьем еще три сотни!
– Веди нас, вождь!
– Мясо и женщины! И вино!
– Возьмем хоть это с голышей!
– Они ввязались в драку и проиграли, а проигравший должен заплатить!