Другая половина мира

У первой же хижины, жалкого хогана с тростниковыми стенами, он приказал остановиться и отпустил кейтабцев на охоту, повелев жилища не жечь, скот зря не резать, а людей – коль будут они найдены – не убивать, а вести к нему для допроса, обещая за каждого чернокожего три серебряных чейни. Кейтабцы разбежались с возгласами нетерпения и тут же стали шарить по домам и загонам, проявляя редкостное мастерство и немалый опыт; похоже, тень просяного зернышка – и та не ускользнула бы от их выпученных глаз. Одиссарские воины, по-прежнему в боевом порядке, двинулись вслед за Дженнаком. Он повел их к середине деревни, где, как ореховое ядрышко за слоем скорлупы, угадывалось обширное пустое пространство – площадь или что-то вроде нее.

Деревня оказатась велика: вероятно, людей здесь насчитывалось две-три тысячи, а скотины и того более. Тростниковые хижины стояли не на столбах и насыпях, как было привычно для одиссарцев, а прямо на земле; все они выглядели одинаково – круглые, с овальным входным проемом, слева от которого находился очаг, полтора десятка плоских камней, вкопанных в почву. Проходы между хижинами, предназначенные для людей и быков, были широки, и с них не составляло труда разглядеть внутренность жилищ, и все их убранство, и вещи, которыми пользовались в дни мира и войны. Было их немного: уже знакомые Дженнаку дротики, копьеметалки и копья с кремневыми наконечниками, глиняные кособокие горшки, плетеные корзины и сумки, связки каких-то кореньев и трав, подвешенных к кровле, заостренные палки и осколки кремней, а также шкуры. Шкуры, вероятно, являлись главным богатством чернокожего народца, не знавшего кузнечного искусства, не умевшего ни плести из перьев, ни строить прочные суда, ни копать водоемы, ни добывать из недр земных металл, ни приготовлять бумагу, ни писать на ней. Да и шкуры они выделывать как полагается не умели, не ведая о десятках снадобий и зелий, применяемых одиссарскими мастерами.

Облезлые шкуры да кривые горшки – вот и все! – подумал Дженнак. Жалкая добыча для островитян! Впрочем, не за шкурами они сюда явились…

Саон будто подслушал его мысли.

– Что скажешь, мой господин? Я так думаю, здесь и кейтабец не найдет, что утянуть. Эти люди цветов Коатля небогатый народ!

– Смотря что считать богатством, санрат. Ты видел Ро’Кавару? Там на каждую циновку трапез садятся вшестером, там спят не в хогане на ложе, а на камнях, там люди роятся подобно пчелам в улье, и не хватает для них ни места, ни еды. А тут… – Дженнак махнул рукой в сторону равнины. – Народ небогатый, да земли обильны!

– Но чего же мы ищем в них, мой господин, кроме сетанны и чести? Мы – не кейтабцы; наша земля еще обильней, чем здешняя, и хватит ее всем Пяти Племенам и всем нашим потомкам. А не хватит, так отвоюем у тайонельцев или у тасситов, пожирателей праха! Чего же мы ищем здесь, в этакой дали? Ведь сказано: у стен родного хогана и цветы благоухают слаще!

– Ты глупец, Саон, – буркнул молчавший до того Грхаб. – Земли лишней не бывает, и брать ее надо всюду, куда дотянешься копьем и клинком.

Санрат насупился.

– Не с тобой я говорю, почтенный, а с вождем. Мы оба, ты и я, люди битв, ягуары, и видим на полет стрелы. А вождь и наследник – кецаль! Сокол! И видит на полет сокола!

Должен видеть, отметил про себя Дженнак, а вслух произнес:

– Ты спрашиваешь, чего мы ищем здесь? В чем наша цель, и в чем смысл поисков? Мог бы я сказать: ступай, Саон, за ответом к чаку, моему отцу, великому ахау, или к мудрому Унгир-Брену, ибо видят они цель и смысл яснее меня. Мог бы сказать, но не скажу! А сам отвечу так: коль мир состоит из двух половин, то кому-то нужно соединить их. Почему бы не нам?

– Достойный ответ! – промолвил Саон. – Достойный, клянусь секирой Коатля!

Миновав последний ряд хижин, они вступили на площадь. То было круглое пространство, достигавшее в поперечнике двух сотен шагов; в самой середине высились в ряд три больших строения, скорее дома, чем хижины, ибо сложили их из бревен, вкопанных вертикально в землю и слегка наклоненных. Центральный дом был, несомненно, жилищем вождя или колдуна – перед ним торчал бог чернокожих, вытесанный из дерева, увешанный ожерельями из раковин и обмазанный бурой засохшей кровью. Левый хоган являлся Домом Воинов; стены его украшали человеческие головы, засушенные и подвешенные на сплетенных из травы шнурках, пол внутри был покрыт шкурами, а у очага громоздились обглоданные кости. Посмотрев на них, Дженнак вздрогнул от отвращения и решил, что чернокожие, подобно дикарям Р’Рарды, не брезгуют человечьим мясом. Такой была его первая мысль, а вторая – что зря он, пожалуй, не дозволил кейтабцам вырезать это племя и переправить его в Чак Мооль дорогой страданий.