Другая правда. Том 1

— Давно живу, — усмехнулась она. — У психологов есть такое понятие — насилие молчанием. Можно дать ребенку по попе ремнем, а можно с ним не разговаривать, и то и другое — насилие. Вас не замечали, мимо вас ходили, как мимо пустого места, вас ни о чем не спрашивали и не давали никаких указаний, не интересовались вашим самочувствием, настроением, отметками в дневнике. Если обычно мама могла спросить, что вы хотите на ужин, жареную картошку или блинчики, то теперь перед вами молча и со стуком ставят тарелку и оставляют на кухне в одиночестве. И вы ели, даже когда не были голодны или вам было невкусно. Если раньше вы могли сказать, что не хотите идти в школу в синей шапке, а хотите надеть зеленую, то в дни наказания вы покорно надевали то, что мама выдала, а то и швырнула в полном молчании и не глядя на вас. Знаете, что в такие моменты происходит в голове у ребенка? Он начинает думать: «Мои желания и мои мысли не имеют значения для самого важного в моей жизни человека. И сам я не имею значения. Меня как будто нет. Я — ничто». Такими словами сам ребенок, конечно, не думает, но чувствует он на уровне подсознания именно это, поверьте мне.

— Но я так не думал! — воскликнул Петр. — Честное слово! У меня и в мыслях такого не было, я же помню. Если бы я такое думал, то уж точно не забыл бы.

— А вы и не забыли. Вы отлично все помните. Только признаваться в этом самому себе не хотите, поэтому и загнали поглубже, в подсознание. Вы были умным и способным мальчиком, и вы чувствовали свой потенциал. Дети всегда интуитивно чувствуют такие вещи о себе. «Я хорош и я достоин», — говорила одна ваша часть. «Я не имею значения, я — полное ничто», — нашептывала другая. Вы сами про себя знали, что умны и неординарны, но ведь мама — самый главный человек на свете! — дает понять, а то и впрямую говорит, что вы ни на что не годитесь и все делаете плохо и неправильно, и вообще ваше существование и ваша личность не имеют никакого значения, с вами можно не считаться, вас можно и нужно не замечать. А вдруг она права? А вдруг вы и в самом деле обыкновенный никчемный тупица, и если вы попытаетесь высунуться со своим умом и неординарностью, со своей способностью глубоко и тонко чувствовать, то вас поднимут на смех? Вам очень хочется, чтобы вас заметили и оценили. Но вам очень страшно стать объектом критики и насмешек. Кстати, если вам говорят, что вы слишком болезненно воспринимаете критику, то имейте в виду: ноги растут именно из молчания вашей мамы. Внутри вас все эти годы бушует жесточайший конфликт между «я хорош» и «я — ничтожество, не имеющее права на желания, вкусы и предпочтения», и все, что хотя бы краешком задевает поле этого конфликта, отдается в вас непереносимой болью. Применительно к нашей с вами сегодняшней ситуации это выглядит примерно так: вы хотите написать художественное произведение, вы уверены, что у вас есть талант и вы сможете создать нечто интересное и необычное, но вы боитесь, что вас в лучшем случае просто не заметят, а в худшем — оголтело раскритикуют и забросают гнилыми помидорами. Вы пытаетесь всеми силами этого избежать. Если просто не заметят, то это еще можно пережить, вы давно привыкли к тому, что вас не замечают, так что нормально. Но если начнут критиковать и насмехаться, это для вас превратится в катастрофу. У вас есть профессия, которую вы не особенно любите, но в которой у вас все отлично получается: пишете вы быстро, перо легкое, стиль своеобразный и яркий. Что вы на меня так смотрите? Я читала некоторые ваши материалы в интернете, да-да, не удивляйтесь, потратила полчаса на то, чтобы лучше узнать вас. Вы хотите уйти с работы, где вас ценят и гарантированно не будут критиковать, и заняться делом, которое нравится больше, но чревато сильными негативными эмоциями и психологическими травмами. И вы пытаетесь скрестить бульдога с носорогом: выжать из прежней профессии всё, что можно, чтобы из этих выжимок насобирать соломки, которую вы подстелете себе при переходе в художественную литературу. Именно для этого вам и нужна правда о деле Сокольникова. А вовсе не потому, что вы такой безумно принципиальный правдоискатель.

Петр мучительно покраснел и отвел глаза. Настя прекрасно его понимала. Ох, как понимала! Еще живы были воспоминания…