Настя решительно взялась за телефон. Петр долго не отвечал на звонок, наверное, веселился в шумной мужской компании и не слышал. Когда он ответил наконец, голос его показался Насте расслабленным и каким-то усталым. Предложению начать завтра не в десять утра, а на два часа попозже и, соответственно, на два часа позже закончить, он обрадовался. Сегодня ему не удастся лечь спать вовремя, что очевидно, а так хочется выспаться!
Дед тоже обрадовался.
— Вот и славно, — заговорил он довольным тоном. — Завтра с утречка начнем, сколько успеем, остальное в четверг доберем, и работа пойдет, движение будет. Движение — самое главное, стоять никак нельзя.
«Движение — самое главное, — повторяла про себя Настя по дороге домой, мечтая только об одном: рухнуть в постель и заснуть. — Стоять никак нельзя. Завтра в восемь утра встреча с дедом и внуком на заправке у МКАД, значит, выезжать из дома в семь, вставать в шесть. Встреча на заправке… Что-то я хотела… Ах да, заправиться. Может, тогда уж завтра?»
Посмотрела, сколько осталось бензина. До дома она, пожалуй, доедет, а вот до противоположной стороны МКАД завтра точно не дотянет. Значит, придется сейчас. «Я ненавижу этот ремонт. Ненавижу эту новую квартиру. Ненавижу саму себя за лень, трусость и слабость. Но я очень люблю своего мужа. И свою работу. Надо как-то это все совместить. Но как?»
В небольшом двухэтажном здании, где располагался хоспис, места едва хватало для самых необходимых помещений. Ни о каких отдельных кабинетах для персонала речь не шла, и даже психолог, в обязанности которого входила поддержка отчаявшихся и горюющих родителей и родственников, вынужден был проводить беседы в общем холле на первом этаже, в специально выгороженном диванчиками углу. Второй должности психолога штатное расписание не предусматривало, Катя числилась в штате на должности администратора, но это было пустой формальностью, позволявшей платить ей зарплату, если на счету хосписа появлялись деньги. Она была и санитаркой, и детским психологом (что соответствовало диплому), отвечала за привлечение и использование волонтеров, рассылала письма и запросы и изучала полученные ответы (если эти ответы вообще приходили) в надежде найти оборудование и препараты надлежащего качества и по доступным ценам, уговаривала транспортные компании пойти навстречу и выделять транспорт для медработников, обслуживающих больных детей на дому, со значительной скидкой… Много чем занималась Катя Волохина в хосписе, занимая стол в комнате, где находились рабочие места еще пятерых человек. Впрочем, рабочее место — это громко сказано. У двери — вешалка для верхней одежды, вдоль всех стен — шкафы с документацией, в самом углу — тумбочка с электрическим чайником, чашками и сахарницей, в центре — шесть маленьких столов, составленных тремя парами, сотрудники сидят по двое лицом друг к другу. Тесно, душно, но что поделать. Никто не роптал, ведь хоспис деньгами не богат, каждая свободная копейка тратится на детей, платить зарплату большому числу работников возможности нет. Штат минимальный, работает каждый за двоих, а то и за четвертых, без дополнительной оплаты, на чистом энтузиазме. А поскольку работы много, то и рассиживаться за столом некогда. Сделал то, что предусмотрено функциональными обязанностями, и бегом в стационар, посмотреть, что нужно сделать, чем помочь, где помыть, где подтереть, кого успокоить, кому почитать, кого перевернуть, кому белье сменить, к кому медсестру позвать, потому что раствор в капельнице заканчивается… Терминальная стадия — всегда трудно, тяжело невыносимо, и морально, и физически. А санитарок, сиделок и уборщиц всегда и всюду не хватает, даже в дорогих частных клиниках, где, казалось бы, зарплаты должны быть повыше и платят ее регулярно. Что уж говорить о хосписе…
Уже десятый час вечера, а Катя все еще не ушла домой. И не потому, что работы сегодня как-то особенно много. В принципе работа в хосписе не заканчивается никогда, она есть постоянно, ведь больные не перестают болеть с окончанием рабочего времени персонала, и если есть желание и возможность, то найдется, что сделать нужного и полезного, круглые сутки. Если работа не сменная, как у сестричек и докторов, то каждый сам решал, уйти ли домой в положенный час или еще поработать.