Другая правда. Том 2

Я поговорил с Горевым, убедил его, после чего встретился с Димкой, рассказал ему о Горевом и о том, что тот готов взять его на хорошую должность в службе безопасности и по сути поставить «разводящим», а в скором времени можно будет стать его правой рукой, если служить верно и добросовестно. И тут этот идиот меня огорошил, рассказав, что участвовал в убийстве трех человек, причем один из них – маленький ребенок! О том, что комитетчики засунули его к нацикам, прихватив на каких-то махинациях с зарубежными фирмами, я, конечно, знал, но чтобы такое… Не ожидал, что Димка окажется таким придурком. Но сделанного не воротишь, а свой человек у Горевого мне в тот момент был нужен позарез. Пришлось придумывать, как вывести Щетинина из-под удара.

Было трудно. Но в итоге все получилось. Димка зажил респектабельной жизнью, раздобрел, разжирел. Обзавелся хорошим жильем, молодой женой «из приличных», детьми. И по-прежнему по каждому поводу бегал ко мне за советом и помощью. Чем больше у него становилось денег, чем значительнее влияние на решения, принимаемые Горевым, тем выше я поднимался в собственных глазах. Даже когда я бросил административную деятельность и занялся написанием книг, ничего не изменилось. Я оставался для Димки непререкаемым авторитетом и первым, к кому он бросался за помощью. Все остальные включались уже потом, если я говорил, что помочь не смогу. Но я всегда был первым. В любом вопросе…

Я пишу все это только потому, что не могу никому рассказать. Пока живы люди – Димка, Горевой, Сокольников и многие другие, чьи имена упомянуты в этих записках, – я должен молчать. Да и о себе я пока не готов говорить открыто. Еще не пришло время. Пусть пройдут годы, пусть настанет час, когда мне будет все равно. Мне не обязательно видеть свой триумф собственными глазами, нет у меня подобных амбиций. Вполне достаточно знать, что этот триумф состоится рано или поздно. А он состоится, я уверен.

Но я живой человек. И меня раздирают изнутри эмоции, мысли, слова. Их нужно куда-то девать. Их нужно выплеснуть. Частично я вкладываю их в книги, в сюжеты, в своих героев. Но это не совсем то. Это суррогат. Только в этой тетради я – настоящий. Я овладел великим искусством не лгать самому себе…