Другая проекция

И вот они уже совсем рядом. Прекрасные и величественные в своем бесшумном полете и ослепительном сверкании. Их было несколько десятков. Точнее я не смогла сосчитать, поскольку уже почти ничего не видела. Они были разной величины — от таких, как Малыш, до почти метровых. Именно такой, ярко-салатовый, метрового размера, отделился от общей группы и завис в полуметре над стеклянной поверхностью. Я восприняла это как приглашение и, изящно спикировав, опустилась напротив него.

— Здравствуйте!, — произнесла я мысленно, — Я не знаю, каким образом я оказалась в вашем мире, но я не хочу вам зла! Я не знаю, кто я сейчас, не знаю, где я. Но я очень нуждаюсь в вашей помощи!

— Здравствуй, мы тебя ждали, — четко и ясно прозвучали слова прямо в моем мозгу. От удивления я на время лишилась дара речи. Они меня ждали? Они прекрасно разговаривают по-русски? Смятение было таким сильным, что я, лишенная голоса, свои мысли практически прокричала. Салатовенький даже отпрянул и слегка пошел темными полосками.

— Слушай, человек! Ты не можешь думать не так громко? Мы ответим на все твои вопросы, на которые только сможем, только не на все сразу. Мы вовсе не по-русски говорим, я даже не совсем понимаю, что значит «по-русски». Просто мы стараемся оперировать понятиями, которые тебе известны, — мягко, словно с улыбкой, прозвучало в моей голове. При этом мой собеседник выбросил вверх фонтанчик искорок. Ага, так он улыбается, определила я, стараясь шевелить мозгами потише, — Добро пожаловать к нам в гости! — продолжил он.

Вся процессия плавно и величественно развернулась, образовав немыслимо яркую огненную стрелу, нацеленную в город, и медленно, грациозно поплыла к прозрачным строениям. Окруженная сверкающим эскортом, я тупо шла вместе с ними, стараясь привести мысли в порядок.

А вообще-то приводить в порядок было особо и нечего, поскольку от всех впечатлений в голове было абсолютно пусто, и фразы шарика отдавались там, словно эхо. И только одна мысль бродила по кругу, словно ослик, качающий воду: не могли бы они сверкать не так сильно. Руки были все-таки не такие прозрачные, как веки, и я все время боролась с диким желанием заслониться ладошкой, как от Солнца. Но ведь это было ужасно невежливо, я могла их обидеть. Заслониться — воздержаться, нахамить — ослепнуть.

Одна-единственная мысль скакала в черепушке, словно мартовский заяц, и только в такт ей поддергивалась правая рука: подняться — остаться.

Вот дура-то, это уже вторая мысль завелась, всю жизнь, с самого розового детства, мечтала о встрече с другим разумом. Перечитала всю доступную фантастику о полетах и пришельцах. Сотни раз прокручивала в воображении контакт с зелеными человечками, разумными растениями и прочими интеллектуальными амебами. А когда наконец состоялась встреча, да такая, которую я не могла представить даже в самых буйных фантазиях, когда меня пригласили в город, похожий на стеклянный цветок, я только о том и думаю, как бы глаза прикрыть повежливее. Хорошо хоть нет желания в носу поковыряться.

А глаза уже начинали болеть. Слезные железы, похоже, не работали, и было такое ощущение, словно мне в физиономию сыпанули горсть песка. Я попробовала поморгать с усилием, но от этого было мало толку, только надсадно скрипели веки. Салатовенький, похоже, заметил это мое движение, развернулся и пристроился рядом.

— Я понимаю, тебе тяжело. У тебя очень несовершенные органы восприятия электромагнитного излучения (Ага, это он о моих несчастных скрипучих глазенках, догадалась я), и для них вредна слишком высокая яркость. Потерпи немного, когда придем, будет легче, — утешал меня новый знакомый.

Меня так давно уже не утешали, не жалели, а только вертели по всяким воронкам, старались запереть или раздавить. От его такого теплого, совсем не показного сочувствия к горлу подкатил комок, и, если бы функционировали слезные железы, я бы точно залилась в три ручья. А так даже вздохнуть могла только мысленно. Я повернулась к нему.

— Спасибо тебе! Ты такой хороший, добрый, — старательно подумала я. В ответ меня окатила волна такой доброты и заботы, как бывает только в детстве, когда мама гладит по голове своей большой и ласковой рукой. И даже сверкание его изменилось, стало мягче, теплее.

Я и дальше шла, ни о чем не думая. Только все было по другому. Мне было хорошо. Я знала, что несмотря ни на что, дальше все будет просто замечательно. И с глазами, и вообще. Меня здесь любили, ждали. Вон какой толпой встречать вышли. И вот так вот, мерно переступая в такт покачивающимся шарам, я готова была идти и идти, сколько угодно. Я совершенно расслабилась, а значит открыла свое восприятие. И тут же была вознаграждена: я не то чтобы слышала мысли моих спутников, для таких тупых, как я, для «шестиламповых», их нужно было, наверное, специально формулировать. Просто до меня стали долетать обрывки их эмоций. Симпатия. Уважение. Смех, кто-то пошутил, наверное. Любопытство по отношению ко мне. И еще куча других, которые я не могла идентифицировать.