Другая Россия

Вопреки революциям и 1917, и 1991, таким разным, направленным на разное, выжили и другие исконные российские типажи. Улицы больших городов России забиты ментами. Менты теперь в поездах, на границах, таможнях, при въездах в город и выездах, вдоль дорог, в метро, на площадях и улицах, у исторических памятников и у ларьков. Бесчисленное воинство, одетое в серые армяки. Множество совсем молодых, но расхлябанных, самоуправных, разбойничьих и зловещих физиономий как на картинах Васнецова, Сурикова, Репина. Если отбросить автоматы, дать им в руки палаши и пики, — получим стрельцов, опричников каких-то. Попади к ним в руки — узнаешь, избивают всегда, разбираются (если разбираются) — потом. В отделениях милиции царит самоуправство, палачество, пьянство, ругань, ненужная ненависть к своему же народу. На самом деле самая крупная экстремистская организация России — это МВД. В одном отделении милиции за одну ночь совершается больше правонарушений, чем якобы экстремистская организация РНЕ совершила за все годы её существования, за десять лет! Больше!

Идя вместе с разгневанным народом 3 октября к Белому Дому, сметая по пути ментов, я сам видел в милицейских машинах ящики с водкой, которые неожиданно оказавшийся сознательным народ разбивал тут же о бордюр тротуара: стоял густой спиртовой запах. Ни семьдесят лет большевистского правления, ни десять лет русской, но все же «демократии» на менталитет милиции никак не повлияли. У милиции по прямой палаческие традиции идут от пыточных дел мастеров, от тайного приказа, от щипцов и ломов для перебивания костей. Менты воспринимают свою власть как абсолютную, вплоть до права в гневе наносить увечья и забить насмерть. Попал к ним человек — они делают с ним, что хотят. Закон их совсем не останавливает, если и есть предел их личной разнузданности, то это боязнь личной ответственности. Даже если в МВД попадает вдруг честный современный молодой парень, он или вынужден стать таким, как требует их внутренняя ведомственная традиция, или он вынужден уйти, покинуть мир ментов.

А судьи кто? Ещё до того, как я был арестован 7 апреля 2001 года, я несколько лет посещал суды по различным причинам. То как общественный защитник, то как председатель Национал-Большевистской Партии, если судили наших. А нас судили всё чаще. Меня поразило, что спустя сорок лет с тех пор, как я присутствовал на двух-трёх судах над моими товарищами или одноклассниками той поры, в начале 60-х годов — тип судьи остался тот же. В большинстве случаев это всегда женщина, молодая или пожилая, или среднего возраста, не суть важно, но они одного типа. Ничто не сдвинулось в социальном смысле. У судей те же монашеские юбки и те же монашеские пиджаки (когда они без мантии) и те же монашеские туфли без каблука. У них те же причёски советских тёток, сделанные навечно начёсы. От них пахнет нафталином, музеем. При якобы демократии в 2001 году они судят так же, как судили при тоталитарном советском строе в его разгар, в 60-е годы. Они всё так же получают зарплату и квартиры от государства и никогда не примут сторону частного лица против государства. Монашенки судят в пользу государства, которое содержит их старорежимный монастырь.

Сказанное о судьях можно сказать и о следователях. Это исторический, архивный тип людей. Пока с ними не сталкиваешься, считаешь, что таких типов уже нет на свете. Они все из фильмов про далёкую историческую эпоху, которой якобы уже давно нет. Есть! И дают срока, и держат тебя в клетке, они — мёртвые, ты — живой.

А крестьяне, они же недавние колхозники, труженики сельского хозяйства? Если исключить телеантенны, крестьяне живут как в XVIII веке. И ведут себя как в XVIII веке. В иной деревне книги не найдёшь. Ни в одной деревне нет книжного магазина, и не продают газет. Даже в райцентрах нет. А ведь Советская власть силой ввела всеобщее образование. И если бы они хотя бы десятую часть даже советских учебников бы усвоили, были бы светильниками знаний. Ничего такого не наблюдается. Заскорузлые типы ездят по мёрзлым равнинам по своим убогим делам и даже детей перестали рожать — единственное оправдание их существованию. Ни детей не производят, ни пшеницы, пьяные ходят. Крестьянство!? Пьяные подавленные тени на полях.

Вывод из этих наблюдений: Россия — старая, в социальном смысле дряхлая страна. И это не старость здоровых традиций, но дряхлость умирания. Почему Россия такая устарелая? Ведь в 1917 году была у нас революция, якобы радикальная, якобы сломавшая старые порядки. В 1991 году была ещё одна якобы «цивилизаторская», якобы демократическая.