Другая Русь (Великое княжество Литовское и Русское)

Напротив, в Московской Руси государство стремится ограничить судебные права феодалов, укрепляя тем са­мым их зависимость от своей власти. В Великом княжест­ве Литовском и Русском на протяжении XVI в. ослабе­вала зависимость феодалов от государя в земельных делах. В России, как известно, именно в тот период активно развивалось уже упоминавшееся поместное зем­левладение, укреплявшее связь феодала с сюзереном. В Великом княжестве расширяются и права горожан. Развитие городского самоуправления по образцу типич­ного для Европы магдебургского права при всем несовер­шенстве этой системы способствовало созданию самоуп­равляющихся городских общин, способных защищать со­словные права горожан в столкновениях с королевскими чиновниками и отдельными феодалами. В строе Вели­кого княжества, первоначально очень «традиционном» и даже консервативном, все более отчетливо заметно влияние «общеевропейских», прежде всего польских, об­разцов. Его строй в конце XIV— первой половине XVI в. трансформируется от почти неограниченной монархии к шляхетской демократии, обеспечивающей, впрочем, эффективное и сильное сословное представительство фак­тически лишь феодалам (участие в сеймах XVI—XVIII вв. городов ограничивалось присутствием депутатов столи­цы, имевших лишь совещательный голос). Слабость го­сударственной власти, ограниченной сеймом, станет при­чиной многих неудач Речи Посполитой «обоих народов», возникшей в 1569 г. в результате подписанного в Лю­блине соглашения о вечной унии Польши и Великого княжества. Вряд ли стоит идеализировать строй шля­хетской демократии, но, с другой стороны, нет нужды уже на начальном этапе ее развития усматривать в ней зло и видеть в самодержавии, абсолютизме единственный вариант развития, способный сохранить мощь и силу государства.

Опыт Великого княжества Литовского и Русского по­казывает, что на восточнославянских землях было воз­можно создание не только азиатской деспотии Ивана Грозного, но и достаточно эффективное функционирова­ние демократических институтов многонационального государства, в течение длительного периода довольно успешно решавшего свои многочисленные проблемы.

Итак, возможно ли все же было единство Руси? Мы попытались показать несколько моментов нашей исто­рии, когда такая перспектива представлялась довольно реальной. Но вплоть до XV в. подобный вариант развития восточнославянских земель был возможен лишь на основе политической программы Великого княжества Литовского и Русского.

Что мог бы дать Руси предложенный Гедиминовичами вариант объединения? Быть может, иные формы госу­дарственного устройства (вместо самодержавия — со­словное представительство, сохранение региональных особенностей в течение более длительного времени), свержение ордынского ига раньше, чем это произошло в действительности, выход к Балтике за три-четыре века до Петра I, более смелое включение в местную культуру западноевропейских элементов, решительное восстанов­ление разорванных ордынским нашествием связей с За­падной Европой. Существовала ли при этом сколько- нибудь реальная угроза восточнославянской самобытной культуре? Разумеется, нет: даже в конце XVI в., после унии с Польшей, когда уже началась полонизация местного господствующего класса, новый свод законов Великого княжества — Литовский статут 1588 г. гласил: «А писар земский мает (должен.— С. Д.) по руску литерами (буква­ми.— С. Д.) и словы рускими все листы, выписы и позвы (повестки.— С. Д.) писати, а не иншим языком и словы», и это правило сохранялось до конца XVII в. Один из составителей Статута 1588 г., потомок брянских бояр, канцлер Лев Сапега, в предисловии к нему писал, что стыдно не знать своих законов «нам, которые не обчым (чужим.— С. Д.) каким языком, але своим власным (соб­ственным.— С. Д.) права описаные маем (имеем.— С. Д.)». На русском языке велось все делопроизводство великокняжеской канцелярии, местных органов власти (в том числе и в коренной Литве). Можно себе представить, какое колоссальное влияние на культуру этого государства оказало бы присоединение к нему и Северо-Восточной Руси!