— Наверное, догадывался все-таки. Он не мог выиграть так много в покер, это я точно знаю. Он все пытался выиграть еще и еще, пока не проигрывал все, что у него было. Но, черт возьми, я не думал о похищении! — Он довольно сильно ударил себя по колену. — Или об убийстве.
— Вы думаете, что он убил мальчика?
— Я имею в виду бедную маленькую Кэрол.
— А я имею в виду мальчика.
— Он не должен был бы убивать этого парня, — сказал Гарольд едва слышно. Казалось, что он даже не хотел, чтобы я разобрал его слова, из страха, что они могут быть опровергнуты.
— Вы осматривали машину?
— Нет, сэр. Зачем мне это делать?
— Посмотреть, нет ли денег или крови. Вы не открывали багажник?
— Нет. Я вообще не подходил к этой паршивой машине! — Он с тоской посмотрел на меня, словно его присутствие в гараже уличало его в преступлении.
— Дайте мне ключи от нее.
Он достал брюки, порылся в карманах и вытащил кожаный ремешок, на котором висели ключи от машины. Я посоветовал ему надеть что-нибудь на ноги, когда мы пойдем в гараж.
В гараже я нащупал выключатель, повернул его и открыл багажник, с некоторым трепетом подняв крышку. Внутри было пусто, если не считать заржавевшего домкрата и всего одной-единственной запасной покрышки.
Но, прежде чем закрыть крышку, я обнаружил кое-что, что совсем мне не понравилось: кусочек черной пряжи, зажатый замком. Я вспомнил, что Сэм Джексон говорил мне, будто Том в воскресенье был одет в черный свитер. Освободив этот лоскуток, я положил его в карман, жестоко ругая себя за подогреваемую мной надежду, которую, по-моему, разбила черная пряжа.
Глава 13
Я вернулся в дом. Дверь в спальню была закрыта. Я постучал и, не получив ответа, вошел. Гарольд сидел на краю кровати в нижнем белье и носках, между колен у него была зажата винтовка 22-го калибра. Он не направил ее на меня. Я забрал у него оружие и разрядил: там был всего один патрон.
— У меня не хватило самообладания застрелиться, — сказал он.
— Ваше счастье.
— Да, именно.
— Я сказал это без иронии, Гарольд. Еще мальчишкой я знал одного человека, который потерял все во время великой депрессии. Ему было тогда 22 года, и он пытался покончить с собой. Но единственное, чего он добился, — он ослепил себя. Последние тридцать лет он находится в полной темноте. А у его сыновей самые большие похоронные бюро в городе.
— Не заняться ли и мне похоронными делами? — уныло пошутил он. — Все, что угодно, только не дела моего брата. Я знаю, через что мне придется пройти.
— Все это, как сумерки. Они пройдут.
— А мой брат — сумерки, которые никогда не пройдут.
— В свое время пройдут и они, Гарольд. У него будет время отдохнуть от этой жизни.
— Если вы его поймаете.
— Мы его поймаем. Куда он мог отсюда поехать?
— Он не говорил мне.
— А как вы думаете?
— Полагаю, что в Неваду. Это его любимое убежище. Когда у него есть деньги, он не может держаться вдали от игорных столов.
— Где он жил, когда работал на южном побережье?
— Они купили трейлер, когда он потерял работу. Трейлер тоже вскоре потеряли. Тогда они стали переезжать с места на место, чаще всего останавливаясь в мотелях и частных коттеджах. Я не могу дать вам определенного адреса.
— За что его выгнали?
— Босс утверждал, что он слишком груб с пьяницами.
— Как назывался клуб, где он работал?
— "Черный янтарь". Кэрол тоже время от времени работала в нем. Она была своего рода поющей официанткой. Однажды мы ездили туда послушать, как она поет. Лилла нашла, что отвратительно, а я подумал, что она была о'кей. Она пела милые секс-песни, поэтому Лилла и...
Я прервал его:
— У вас есть телефон? Мне надо сделать пару звонков.
— Он в большой комнате.
Я забрал у него винтовку на случай, если ему опять придет в голову идея выстрелить в себя или в меня. Стены большой комнаты были увешаны фотографиями, словно это была картинная галерея: «Старик», «Старуха», «Заход солнца», «Дикие цветы», «Гора», «Набережная океана» и «Лилла». Большинство из них были раскрашены от руки. Три портрета Лиллы улыбались мне из разных углов, так что я почувствовал себя окруженным этими белыми зубами.
Я вернулся в спальню. Гарольд надел что-то на ноги. Выглядел он вполне нормально.
— Я — о'кей. Не надо проверять меня.
— Я просто удивился, что у вас нет фотографии Майкла.
— Есть одна. Там ему около двадцати лет. После того как у него начались неприятности, он никогда не разрешал себя фотографировать.
— Дайте мне посмотреть фотографию.
— Не знаю, где и искать ее. Во всяком случае, она сделана тогда, когда он был еще молодым парнишкой. Он там совсем не похож на себя сегодняшнего.
— Как он выглядит сейчас?
— Я думал, вы его видели.
— В это время было темно.