Дойдя до седла, я был удивлен его малым размером по сравнению с южной стороной. На картинах Южное седло изображали, как огромное плато, занимающее акры территории. На Северном седле количество мест, пригодных для лагеря, было ограничено, командам приходилось вжиматься в узкую полоску на подветренной стороне гребня, получая, таким образом, желанную защиту от преобладающих западных ветров.
Стеснённость усложнялась наличием большой трещины, которая разверзлась прямо под гребнем. Из месяца в месяц она расширялась, невольно напоминая, что лагерь на Северном седле разбит на вершине огромного куска льда, который в один прекрасный день может обрушиться. Я успокаивал себя мыслью, что полный вес нашей экспедиции ничто по сравнению с весом миллионов тонн льда, и он ни на йоту не ускорит этот процесс.
Я проходил мимо палаток других экспедиций, приветствуя, знакомые по ПБЛ лица. Дело шло к вечеру, и многие палатки уже были заполнены изможденными альпинистами и шерпами, которые вернулись после заброски грузов в лагерь 5.
Прибывшие первыми заняли лучшие места на седле, оставив нам дальний и менее защищенный конец гребня. К моему приходу клубящиеся облака срывались с гребня в наши палатки.
Отсюда просматривался маршрут по северному гребню и далее по северному склону к вершинной пирамиде. Гребень купался в последних лучах заходящего солнца, и, пока я наблюдал, они угасали, оставляя лёд непривлекательным и серым как сталь. Маршрут казался бесконечным, и наш сегодняшний тяжкий подъём на седло вдруг показался мелким и незначительным. Мне даже не удалось увидеть ни лагерь 5, ни 6, они были слишком далеко для невооруженного глаза.
Переоценить важность подъёма на седло — непреодолимое искушение, в которое впадает каждый неопытный (включая меня) участник экспедиции. Если ты смог залезть на седло, то с таким же успехом взойдешь и на вершину.
Всё это враки.
Как только я увидел необъятность северной стороны Эвереста, то сразу понял ошибочность этого предположения. Подъём на седло — это просто разминка, учебный цикл, выводящий альпиниста на арену, где большие трудности только начинаются. Я был подавлен и напуган тем, что увидел, и понял теперь, что борьба за взятие седла была только легким прикосновением к грядущему. Я как завороженный смотрел на вершину, пока плотное облако не закрыло обзор.
Когда Ал подошел ко мне, мы в последний раз в этот день настроили камеру и сняли приближающихся утомленных альпинистов. Седло находилось в тени, и температура воздуха быстро понижалась с усилением ветра.
Я взял короткое интервью у Брайана, который, несмотря на крайнюю усталость, нашел в себе силы сказать нам несколько слов.
— Я ненавижу седло! — воскликнул он и закашлял, — но мы сделали это.
Затем он в изнеможении повалился на снег. Я восхищался силой характера Брайана, мы все знали, что у него сегодня был тяжелый день, но он не был ни раздражен, ни подавлен. Казалось, он не позволяет физической боли овладеть им психологически. Я начал понимать, почему Брайан был хорош на большой высоте.
Шерпы уже поставили почти все палатки, и нам осталась только одна работа — вырубить ледовые глыбы для растяжек. Эта помощь шерпов в тяжелой работе является ключевой частью стратегии таких коммерческих операторов, как «Гималайские королевства», которые стремятся сохранить силы клиентов, где только это возможно. Если бы нам пришлось самим ставить палатки, то мы бы замёрзли и ещё сильнее устали. Когда я поблагодарил Нга Темба за проделанную работу, он недоумённо посмотрел на меня.
Кис и я растянули палатку ледовыми блоками и вырубили ещё несколько, чтобы натопить из них воды. Выбрать подходящий блок для этого было задачей довольно деликатной, потому что лёд, который было легче всего рубить, был испачкан экскрементами и другим мусором. К тому времени, когда все работы были выполнены, погасли последние лучи света.
Внутри палатки, освещенной нашими налобными фонарями, царил полный беспорядок. Здесь было не так много места, как в лучшие времена в Квазаре, к тому же снег, который мы только что сгребали, напирал с обеих сторон палатки.
Мы пользовались толстыми высотными спальными мешками, вынутые из чехлов они лежали как насосавшиеся пиявки. Кроме того, здесь было много всякой одежды: надувные матрасы, теплые пуховые куртки и т. д., просто негде было повернуться.
Кис со своим обостренным чувством логики быстро организовал на своей стороне палатки некую видимость порядка, убрав рюкзак назад, а впереди умудрился создать кухонное пространство, и мы смогли включить газовую горелку. Я бестолково суетился, ругая тесноту, пока не собрал своё разбросанное повсюду снаряжение в более или менее упорядоченную кучу.
Вдруг в темноте сквозь нарастающий рев ветра раздался окрик — это был Саймон, проверяющий нас.
— Мэтт, Кис, вы поставили кипятить воду?
— Да!