Другая сторона Эвереста (ЛП)

Я брился ледяной водой в столовой палатке в базовом лагере, когда в неё с важным видом вошел Кис, вернувшийся из индийского лагеря. У индусов барахлил спутниковый телефон. Кис каким-то чудом вдохнул жизнь в испорченный аппарат. В знак благодарности индусы предложили ему бесплатно поговорить по телефону.

— Я дозвонился до Кати в Канаду.

— Здорово.

— Есть новости.

— Да?

— Я скоро стану папой.

— Господи! Это замечательно.

Вечером мы отметили это событие раздражающе злым тибетским бренди.

Самодовольный будущий отец вытащил тоненькую коробку кубинских сигар с обрезанными концами и угощал всех желающих. Не найдя ни одного желающего и передумав прикуривать на такой высоте, Кис периодически нюхал незажжённую сигару.

— Одного запаха достаточно, — величественно провозглашал он на следующее утро, когда я, слегка разбитый, лежал в палатке и читал, вдруг услышал бормотание дизельного грузовика, вкатившегося на ледник Ронгбук. Вскоре после этого до меня донесся крик Саймона: «Манти!»

Я высунул голову из палатки и увидел, что Саймон здоровается с кем-то в столовой. Меня окликнул Сандип.

— Никак «кошачья повозка» приехала, — сказал он. «Кошачья повозка» — это прозвище, данное кем-то грузовику треккеров, который, как мы знали, может навестить нас в любой день. На его борту едет команда туристов, путешествующих по Тибету, организованная туристской ветвью «Гималайских королевств». По прошествии нескольких недель вынужденного полового воздержания в воображении каждого участника мужского пола представали гибкие красавицы, которые без сомнения были в группе туристов. Действительно, в последние дни за ужином мы ни о чем другом и не говорили, доказывая (если это надо доказывать), что поведение мужчины от высоты сильно не зависит.

— Наверное, в группе человек двадцать, из них, по крайней мере, пять или шесть девочек, — подсчитал кто-то.

— Гораздо больше, — я полагаю, — десять или пятнадцать.

— Они разевают рот на мужиков.

— Конечно.

— Непременно среди них будут девочки из Скандинавии.

— Вероятно, несколько.

— Исторически Тибет всегда притягивал нимфоманок.

Когда, в конечном итоге, «кошачья повозка» извергла своё содержимое, мы поняли, как далеки мы были от истины. Рядом с Манти, руководителем группы, стояли только четыре платных клиента — древнего вида шестидесятилетняя парочка и два бородача с трясущимися коленями. В одном отношении мы были правы. Туристы разевали рты, но под действием высоты и только. Для нас это было ударом.

Но всё же в прибытии грузовика была и хорошая сторона — с ним приехала почта из дома и от друзей. Мы похватали свои письма и разошлись по палаткам читать драгоценные послания.

Фиона писала о семейных новостях, связанных с короткими каникулами, и о клумбе с новыми растениями у них в саду. Это сообщение звучало особенно невероятно здесь, на унылом каменном ландшафте Ронгбука, где вряд ли может вырасти какое-нибудь растение. Это все было довольно забавно. Но подтекст письма нетрудно было разгадать. Фиона хорошо знала, насколько рискованная наша экспедиция, и это, очевидно, растягивало десять недель ожидания до десяти лет. Для нас не было ничего необычного в том, что мы находились по разные стороны земли, но в этот раз ситуация была другой и не только потому, что это было опасное предприятие. Фиона понимала, что Эверест станет для меня неким водоразделом по многим причинам. Во-первых, я собирался сделать свой последний приключенческий фильм, во-вторых, я хотел найти путь, который остановит разрушение наших отношений.

Отношения между нами не были плохими, действительно в них оставалось на удивление много хорошего. Мы всегда были счастливы, когда были вместе. За все годы нашей совместной жизни мы никогда не повышали голоса друг на друга и всегда были способны посмеяться вместе.

Но была одна основная проблема: проходило два, три дня после моего возвращения домой, и я обнаруживал, что шагаю взад и вперед по комнате, размышляя о том, как, чёрт возьми; сказать Фионе о следующем приступе зуда в ногах. Я не скучал, находясь дома, это была моя постоянная неудовлетворенность собой, чувство, что мне следует лучше делать фильмы, которые я снимаю, лучше писать сценарии, которые пишу. Возможно, это была та движущая сила, которая вытаскивала меня за дверь.

Так было, и Фиона была сыта этим по горло.

И что же делать? Мы всё ещё сильно любили друг друга, и я не собирался разбрасываться этим. И я, конечно, не хотел переделывать то, что в основе было счастливой семьёй. Но я толкал Фиону к тому, что жить со мной было гораздо труднее, чем жить без меня.

Я пролежал весь день в палатке, уставившись в бесконечность.

Вечером за ужином у меня было унылое настроение.

— Ты что-то немного не в себе, — сказал Роджер, — что-то случилось?

— Мысли о доме.

Объяснять больше было нечего, мы все в равной степени страдали ностальгией и знали, что это неизбежно.

— Лучше вообще не получать писем из дома, — сказал Брайан, — это невыносимо.

И в некотором смысле он был прав.

***