Другая сторона Эвереста (ЛП)

Когда мы пришли в лагерь, тревожные сигналы моего сознания взывали к вниманию. Пульсирующее биение в черепе посылало сигналы опасности, говорящие о том, что если я не попью, то вероятно потеряю сознание или впаду в кому. Проблема была в том, что моё тело было абсолютно разбито, и я был не в состоянии включить горелку.

Только что из лагеря 5 подошел Саймон. У него с собой не было питья, и он выглядел предельно уставшим. Он вяло пожал Алу руку и затем осел на землю. Я спросил его, не смогут ли шерпы приготовить чай, но он этого не знал. Ал покричал в сторону палатки шерпов, но ответа не последовало. Кое-как я снял свой рюкзак и заполз в убогие внутренности палатки. Ал был рядом.

— Помогите мне, Ал, я теряю сознание. Растопите эту чертову печку, или у меня возникнут серьёзные проблемы.

Ал, сам чуть живой, начал этот утомительный процесс. Я чувствовал, как на меня накатываются всепоглощающие волны черноты, но изо всех сил боролся с ними, чтобы не терять сознания. Затем послышались шаги. Это был Сандип, он тоже пришел из 5-го, и выглядел как выжатый лимон, в точности как Саймон. Он слегка покачивался, опираясь на свой ледоруб.

— У вас есть сок? — спросил я у него.

Он стащил кислородную маску и что-то пробормотал. Я увидел раздутую бутылку из-под воды, привязанную к ремню. У меня хватило сил произнести ещё одну фразу.

— Мне надо попить, Сандип. Я не выпью всю, но мне надо немного, иначе мне конец.

Это то, что я пытался сказать, но получился набор невнятной тарабарщины. Однако Сандип понял и протянул мне бутылку. Я выпил одну треть содержимого и передал бутылку Алу, который тоже попил.

Через полчаса мы пили первую чашку тепловатой воды из растопленного снега. Вот тогда я, наконец, поверил, что выжил.

12

Саймон, Сандип и два шерпа вышли на штурм вершины следующей ночью, в 2-30. Шум их сборов разбудил меня, но у меня не было сил высунуться из палатки и пожелать им удачи. Они поднялись по скалам «жёлтого пояса» медленнее, чем мы накануне, и вышли на гребень через час после восхода. Там на усиливающемся ветру они нехотя признали своё поражение. Всем стало очевидно, что на вершину им не взойти.

Роджер и Тор тоже не осуществили свою мечту взойти на Эверест. Роджер повернул обратно немного выше лагеря 5, и хотя он чувствовал, что может дойти до лагеря 6, был абсолютно уверен, что не сможет подняться выше. Тор, который пережил не лучший свой день, поднимаясь на седло 17 мая, на следующий день повернул вниз с полпути на северный гребень.

Мы с Алом вышли из лагеря 6 ранним утром 20 мая и через десять часов спустились в передовой базовый лагерь. Когда мы проходили мимо палатки Рейнхарда, я поймал себя на мысли, что совершенно забыл об австрийце, который теперь лежал мертвым внутри. Я поспешил мимо, если поспешил подходящее слово, чтобы описать моё ковыляние, преодолевая огромное искушение заглянуть в палатку.

На следующий день по радиосвязи обезумевшая от горя жена Рейнхарда просила Саймона и Сандипа похоронить её мужа получше, насколько это возможно. Изможденные после своего неудачного штурма, они не смогли выкопать ни малейшего углубления в твердом как железо мерзлом грунте. Самое лучшее, что смогли они сделать с помощью Анг Чалдима, завернуть тело Рейнхарда в палатку, как в саван, и установить сверху несколько камней и пустых кислородных баллонов. На похороны ушло несколько часов. Саймон сделал простой крест из пары стоек от палатки, которые валялись поблизости и три альпиниста встали на ветру с опущенными головами вокруг могилы.

Саймон произнес краткую молитву за Рейнхарда, чем вызвал у всех слёзы. Затем с руками и ногами, уже прихваченными морозом, они начали спуск к седлу, до которого добрались к вечеру 21 мая. На следующий день они благополучно спустились в передовой базовый лагерь. Саймон остался в ПБЛ присмотреть за уборкой территории, в то время как остальные спустились в базовый лагерь и приступили к сборам. К 24 мая шерпы собрали все палатки и мусор из лагерей 4 и 5, и караван яков понес снаряжение вниз к леднику Ронгбук.

Через три дня мы пересели в караван джинов, следующих в Непал, и поехали вниз по пыльной дороге мимо Ронгбукского монастыря, каждый погруженный в свои собственные думы. На перевале Панг Ла машины остановились, и мы вышли из них, чтобы в последний раз взглянуть на Эверест. Флаг развевался точно так же, как и тогда, когда мы смотрели с этого же места на пути в базовый лагерь. Стоя в стороне, я поймал себя на том, что подбираю слова, которые хотел бы сказать горе, которую, я был совершенно уверен в этом, никогда больше не увижу.

В конце концов, я прошептал: «Спасибо» и это было все, что пришло мне в голову, прежде чем мы сели в «Тойоты» и покатили по холмистому Тибетскому нагорью.

***

Катманду шокировал после месяцев, проведенных в Тибете. Беспорядочное движение машин и людей на узких улочках Тамеля казалось до невозможности разноцветным и бурлящим по сравнению с одноцветной грубой горной природой, которая была для нас домом.