Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие

Когда бабушка выезжала на своей оригинальной коляске, в которую были впряжены ее крепостные, один из них, статный Ефим Яковлев нередко вынимал чеку из оси, так что госпожа падала на землю. Но его ко всеобщему удивлению никогда не наказывали, ибо «это Ефим Яковлев делал… из мести за то, что Елизавета Алексеевна в дни его молодости не позволила ему жениться на любимой им девушке, а взамен сама была к нему неравнодушна» (Шугаев, ГиК 1998: 36).

По свидетельству П. К. Шугаева, «когда Мишенька стал подрастать и приближаться к юношескому возрасту, то бабушка стала держать в доме горничных, особенно молоденьких и красивых, чтобы Мишеньке не было скучно. Иногда некоторые из них были в интересном положении, и тогда бабушка, узнав об этом, спешила выдавать их замуж за своих же крепостных крестьян по ее выбору» (ГиК 1998: 48).

Для светского человека того времени быть влюбленным в прекрасную даму было признаком хорошего тона, овеяно романтическим ореолом. В юнкерской и гусарской среде любовь чаще сводилась к своеобразному спорту. К этому примешивалось молодеческое пренебрежение к даме, бахвальство победами в любовных приключениях. Лермонтов не верил в возможность семейного счастья, мстительно презирал женщин и с наслаждением мучил их.

Портрет В. А. Лопухиной. 1835

Акварель М. Ю. Лермонтова

Из любовных романов Лермонтова наиболее глубоким считается первый — его влюбленность в Вареньку Лопухину Семейство Лопухиных жило по соседству с Арсеньевыми — старик-отец, три дочери-девицы и сын, друг Мишеля. Будучи студентом, Лермонтов был страстно влюблен в симпатичную Вареньку. Старше его всего на год, она была уже членом общества и почиталась уже невестой, приходилось думать о выдаче ее замуж, тогда как Мишель в 15–16 лет считался еще ребенком. Его биограф Висковатов пишет: «Он, сопоставляя себя с нею, находил себя гадким, некрасивым, сутуловатым горбачем: так преувеличивал он свои физические недостатки. В неоконченной юношеской повести он в горбуне Вадиме выставлял себя, в Ольге — ее…» (ГиК 1998: 144–145).

Но попав в шумную ватагу юнкеров, он забыл ее, не вспоминал, не писал. Варенька приняла предложение пожилого помещика Бахметева и вышла за него замуж. При известии об этом Лермонтов чрезвычайно расстроился. А. П. Шан-Гирей вспоминает: «я имел случай убедиться, что первая страсть Мишеля не исчезла. Мы играли в шахматы, человек подал письмо; Мишель начал его читать, но вдруг изменился в лице и побледнел; я испугался и хотел спросить, что такое, но он, подавая мне письмо, сказал: «Вот новость — прочти», и вышел из комнаты. Это было известие о предстоящем замужестве В. А.» Лермонтов всегда называл ее по девичьей фамилии — Лопухиной, ненавидел Бахметева. Тот платил ему тем же, заставил жену уничтожить все письма поэта и запретил ей любую связь с ним.

В двенадцать лет Мишель безнадежно влюбился в Катеньку Сушкову, которой было семнадцать. В пятнадцать лет, делая запись в тетради об этом, он добавляет: «Как я был глуп!». Еще через четыре года он пишет М. А. Лопухиной о Екатерине Александровне: «Было время, когда она мне нравилась. Теперь она принуждает ухаживать за нею. Но не знаю, в ее манере, в ее голосе есть что-то жестокое, отрывистое, отталкивающее. Стараясь ей понравиться, в то же время ощущаешь удовольствие скомпрометировать ее, запутавшуюся в собственные сети!» (ГиК 1998: 118). Катенька стремилась выйти замуж за молодого и богатого князя Лопухина, приятеля поэта. Лопухин был очарован, влюблен, брак был близок. Лермонтов приехал с Лопухиным. Дальнейшее описано Е. А. Ган:

«Лермонтов окружает ее всеми сетями: грустит, изливает жалобы и в прозе и в стихах и, наконец, отрывает ей, что день ее свадьбы с князем будет его последним днем!.. Она его и прежде предпочитала, но тут ее голова пошла кругом!.. Как он умел опутать эту невинную душу! Чего не употреблял, чтобы доказать ей, как мало князь достоин ее!.. Как сыпал элегиями и поэмами… Смешил и трогал — успел!.. Она полюбила его со всею страстью первой взаимности.

Князь уехал не простясь — она о нем и не тужила». Сама Сушкова поясняет: «Я была рада его отъезду, мне было с ним так неловко и отчасти совестно перед ним, к тому же я воображала, что присутствие его мешает Лермонтову просить моей руки» (ГиК 1998: 127).

После отъезда князя Лермонтов продолжал разыгрывать страсть, но лишь до отъезда в лагеря, по возвращении переменился. Ограничивался поклонами вежливости, но о прежнем — ни слова. Танцевал с другими. На прямой вопрос заплаканной девушки о причинах ответил: