Другая страна

– Я верю тебе, – сказал он и поднялся с места, чтобы идти, но ему преградил дорогу дородный ирландец. Мгновение они сверлили друг друга взглядом, затем мужчина плюнул ему в лицо. Руфус услышал истошный крик Джейн, но его уже понесло: он ударил своего обидчика или только занес руку, чтобы ударить, тут-то ему и заехали в челюсть и чем-то тяжелым стукнули по голове. Все стало затягиваться перед его глазами черно-красной пленкой, а потом, взревев, ринулось на него – перекошенные лица, нацеленные кулаки. Он ударился спиной обо что-то острое и холодное, видимо, об угол стойки, но понять, как оказался возле нее, не сумел; боковым зрением он увидел занесенный над головой Вивальдо табурет и вновь услышал пронзительный крик Джейн, она вопила как резаная. Руфус даже не предполагал, что в баре так много мужчин. Он двинул кого-то, почувствовав, что попал в скулу, на какое-то мгновение взгляд полных ненависти зеленых глаз ослепил его, словно свет фар при дорожном столкновении, и тут же потух – жертва от боли сомкнула веки. Руфуса ударили в живот, потом по голове. Удары сыпались со всех сторон, его швыряло из угла в угол, и он, уже не помышляя о нападении, слабо защищался. Молотили его почем зря, толкали, пинали, а он только, низко наклонив голову, сгибался, чтобы прикрыть от удара мошонку. Послышался звон разбитого стекла. На мгновение он увидел в противоположном конце бара Вивальдо, его окружали трое или четверо мужчин, кровь из разбитого носа и лба текла по его лицу, а еще он успел увидеть тыльную сторону руки, мощной затрещиной отправившей Джейн в центр бара. Лицо женщины побелело от страха. Так тебе и надо, подумал Руфус, но в ту же минуту сам взлетел в воздух и приземлился в другом конце зала. Снова зазвенели осколки стекла, затрещали доски. Чьи-то ноги придавили ему плечо и ступню. Упираясь ягодицами в пол, Руфус с силой выбросил вверх свободную ногу, а рукой пытался смягчить удары, которые ему наносил, целясь в лицо, все тот же ирландец с горящими зелеными глазами. Вскоре Руфус перестал что-либо видеть, слышать или чувствовать. Спустя какое-то время рядом громко затопали – обидчики убегали. Руфус лежал на спине за стойкой. Собрав все силы, он выполз из укрытия. Бармен, стоя в дверях, выпроваживал клиентов; сидящая за стойкой пожилая женщина мирно потягивала джин, а Вивальдо лежал, уткнувшись лицом в лужу крови. Над ним беспомощно склонилась Джейн. Снаружи по-прежнему доносился шум дождя.

– Я думаю, он мертв, – сказала Джейн.

Руфус полоснул ее взглядом, его переполняла ненависть.

– Лучше бы на его месте лежала ты, сучка рваная.

Джейн заплакала.

Склонившись, Руфус помог Вивальдо подняться. Согнувшись в три погибели и поддерживая друг друга, они, пошатываясь, направились к двери. Джейн плелась следом.

– Давайте я вам помогу, – повторяла она.

Вивальдо остановился, стараясь выпрямиться. Они привалились к полураскрытой двери. Бармен не сводил с них глаз. Вивальдо посмотрел на него, потом перевел взгляд на Джейн. Спотыкаясь, они с Руфусом вывалились из бара прямо под дождь.

– Давайте я вам помогу! – снова выкрикнула Джейн. Однако она все же задержалась в дверях, чтобы отчитать бармена, сохранявшего все это время невозмутимое выражение лица. – Поверьте, вам это так не пройдет. Костьми лягу, а добьюсь, чтобы бар закрыли. – Потом тоже выскочила на улицу, пытаясь помочь Руфусу удерживать Вивальдо.

Вивальдо отпрянул в сторону, желая избежать ее прикосновения, поскользнулся и чуть не упал.

– Убирайся! Не смей прикасаться ко мне! Хватит того, что ты уже натворила!

– Но тебе нужно поскорей лечь! – рыдала Джейн.

– Пусть это тебя не волнует. Слышишь, не волнует. Катись ты куда подальше! Отвали! Мы идем в больницу.

Глянув на друга, Руфус по-настоящему перепугался. Оба его глаза заплыли, рана на голове кровоточила, слезы струились по лицу.

– Разве можно так обращаться с моим другом, – повторял Вивальдо все время. – Вот беда! Разве можно ему такое говорить!

– Нужно идти к ней, – прошептал Руфус. – Она живет недалеко.

Но Вивальдо, казалось, не услышал его.

– Пойдем, дружище, пойдем к Джейн. И наплевать на все!

Руфус предполагал, что у друга серьезная рана, и потому боялся идти в больницу, слишком хорошо зная, что может случиться, заявись туда двое белых, из которых один заливается кровью, и черномазый. Ведь доктора и медицинские сестры считают себя образцовыми белыми гражданами. Руфус опасался не столько за себя, сколько за Вивальдо, который так мало знал о своих соотечественниках.

Скользя и пошатываясь, брели они за переполошенной Джейн, которая, словно толстозадая Жанна д’Арк, вела их к своему дому. Руфус отвел Вивальдо в ванную и усадил там. Заглянул и сам в зеркало. Лицо разбито в кровь, но ссадины заживут сами, да и глаз только затек. А вот с Вивальдо хуже: когда Руфус начал смывать кровь, то увидел на его голове глубокую рану, которая показалась ему опасной.

– Знаешь, дружище, – прошептал он, – без больницы не обойтись.

– А я что говорил? Ладно, пойдем. – Вивальдо сделал попытку встать.