Другая страна

Пол знал, как играть, во всяком случае ему было известно, что в шахматы играют по определенным правилам. Иногда он играл с отцом, и ему нравилось дразнить младшего брата, который относился к шахматным фигурам как к игрушкам, двигая их по полу и придумывая про них разные истории. В этой игре ему, разумеется, партнер был не нужен. А Пол, видя, какая роль отводится старым, сослужившим добрую службу шахматам отца, впадал в справедливый гнев.

– Не трогай его, – сказала Кэсс, – это шахматы Майкла, и он может делать с ними что хочет. А теперь одевайтесь и марш в ванную.

Она сама зашла туда, чтобы лично убедиться, что все идет как надо, проследить, как они умываются.

– Папа проснулся? – поинтересовался Пол.

– Нет. Еще спит. Он много работал.

– Можно мне разбудить его?

– Нет. Сегодня нельзя. Стой спокойно.

– А завтракать он будет? – спросил Майкл.

– Проснется – и позавтракает, – ответила Кэсс.

– Никогда мы вместе не завтракаем, – захныкал Пол. – Почему мне нельзя его разбудить?

– Потому, – отрезала она. Все трое перешли в кухню. – Сегодня мы могли бы вместе позавтракать, но папе нужно выспаться.

– Всегда-то он спит, – посетовал Пол.

– А вы вчера очень поздно пришли, – робко произнес Майкл.

Кэсс была довольно объективной, беспристрастной матерью, во всяком случае, хотела такой быть, но иногда не могла сопротивляться обаянию застенчивого, серьезного Майкла; прямой и расчетливый Пол не имел над ней такой власти.

– А тебе что за дело? – сказала она и взъерошила белокурые, с рыжеватым отливом, волосы сына. – Да и откуда тебе знать, когда мы пришли? – Она вопросительно посмотрела на Пола. – Эта женщина что, разрешила вам поздно лечь? Когда вы вчера отправились в спальню?

Ее тон мгновенно объединил сыновей, сделав союзниками. Она считалась их общей собственностью – между ними сродства было больше.

– Не очень поздно, – неопределенно ответил Пол. Подмигнув брату, он принялся уплетать завтрак.

Кэсс с трудом сдержала улыбку.

– Так во сколько же вы легли, Майкл?

– Не знаю, – сказал Майкл, – но было и вправду еще рано.

– Ну, если эта женщина позволила вам лечь хоть на минуту позже десяти…

– Нет, совсем не так поздно, – запротестовал Пол.

Кэсс сдалась, налила себе еще чашечку кофе и осталась сидеть с сыновьями, пока они ели. Потом, вспомнив про звонок Иды, набрала номер Вивальдо. Там не отвечали. Кэсс подумала, что он может быть у Джейн, но ни номера телефона, ни адреса той не знала.

В спальне послышались шаги Ричарда, а потом и сам он прошлепал в ванную.

Когда муж появился на кухне, Кэсс, подождав, пока он утолит первый голод, сказала:

– Знаешь, Ричард… звонила сестра Руфуса.

– Сестра? Ах да, помню, мы еще как-то ее видели. И что она хочет?

– Хочет знать, где находится Руфус.

– Ну, если уж она не знает, то откуда, черт подери, мы можем знать?

– У нее очень взволнованный голос. Она давно не видела его.

– Она жаловалась? Может, негодяй нашел себе еще одну беззащитную девушку и теперь измывается над ней.

– Да не в этом дело. Она волнуется за брата, хочет найти его.

– Братец у нее не первый сорт, ну ничего, рано или поздно где-нибудь да отыщется. – Ричард удивленно всматривался в расстроенное лицо жены. – Что с тобой, Кэсс, мы же видели его только вчера и не заметили ничего плохого.

– Это правда, – согласилась Кэсс. И прибавила: – Она сегодня днем зайдет к нам.

– О боже! Когда?

– Я пригласила ее часам к трем-четырем.

– Ну, это еще ничего.

Они перешли в гостиную. Пол стоял у окна, глядя на залитую дождем улицу. Майкл на полу что-то чертил в тетради. У него было их великое множество, все разрисованные деревьями, домами и разными чудищами, а также абсолютно не поддающимися расшифровке сюжетами.

Пол отошел от окна и встал перед отцом.

– Мы пойдем наконец? – спросил он. – Можем опоздать.

Пол никогда не забывал данных ему обещаний и намеченных мероприятий.

Ричард подмигнул Полу и легонько щелкнул Майкла по голове. Майкл всегда ворчал, когда отец шутил с ним таким образом, но было видно, что в душе он не очень-то возражает и даже рад; он как будто каждый раз убеждал себя, что из-за любви к отцу можно изредка поступиться достоинством.

– Ладно, пошли, – позвал сыновей Ричард. – Хотите, чтобы вас проводили в кино, – поторапливайтесь. Любишь кататься – люби и саночки возить.

Стоя у окна, Кэсс смотрела, как все трое, сбившись под большим зонтом Ричарда, удаляются от дома.

Двенадцать лет. Тогда ей был двадцать один год, а ему двадцать пять, они познакомились в самый разгар войны. Кэсс перебралась в Сан-Франциско, где ей платили за то, что она, по сути дела, просто слонялась по верфи. Могла бы устроиться и получше, но ей было на все наплевать. Она просто ждала конца войны, ждала, когда Ричард вернется к ней. А он закончил войну в военно-хозяйственном управлении Северной Африки, где занимался, как она поняла, в основном тем, что защищал арабских чистильщиков ботинок и нищих от нападок циничных, злонамеренных французов.

Кэсс взбивала тесто для торта на кухне, когда вернулся Ричард. Он просунул голову в дверь, с носа у него капала вода.

– Как дела?

Она засмеялась.