Другая страна

– Но его никто не видел почти шесть недель! – вскричала Ида. – До самого вчерашнего вечера! Я хорошо знаю своего брата, такого с ним никогда не случалось. Где бы он ни был, что бы там ни происходило, он всегда возвращался домой, не желая нас волновать. Всегда приносил деньги и подарки, но и будучи на мели, без цента в кармане, все-таки приходил в родной дом. И не рассказывайте мне сказки, что он где-то отсыпается. Шесть недель – это уже слишком. – Она понизила голос, перейдя на злобный шепот. – А ведь вам известно, как все обернулось у него с этой чертовой психованной сучкой, с которой он спутался.

– Это ваше дело, – сказал растерянно Ричард, помолчав. – Поступайте, как считаете нужным.

Кэсс вмешалась в разговор:

– Во всяком случае, нет никакой необходимости срываться и немедленно бежать под дождь. Руфус знает, что Вивальдо сегодня у нас. Он и сам может зайти. Надеюсь, вы останетесь с нами ужинать. – Она ласково улыбнулась Иде. – Не отказывайтесь. Думаю, вам это пойдет на пользу. К вечеру все может проясниться.

Ида и Вивальдо переглянулись: за это время они успели стать союзниками.

– Ну как? – спросил у нее Вивальдо.

– Даже не знаю. Я безумно устала и зла как тысяча чертей – ничего не соображаю.

Ричард, выразив красноречивым взглядом полное согласие с ее словами, сказал:

– Послушайте… Вы были в полиции. Связались со всеми, с кем смогли. Обзвонили все больницы, и… – он вопросительно взглянул на нее, – морги. – (Она кивнула, не отведя глаз). – Так что я тоже не вижу никакого смысла, чтобы вы, бросив все, неслись куда-то сломя голову под этим жутким ливнем, тем более что даже не представляете себе толком, куда вам надо. Все мы видели его вчера. Значит, он где-то недалеко. Почему не передохнуть, не расслабиться хоть на пару часов. А может, черт возьми, за это время выяснится, что и бежать-то никуда не надо, и он объявится сам.

– А ведь правда, – поддержала мужа Кэсс, – он, скорее всего, заскочит к нам.

Ида перевела взгляд на Кэсс, и та вдруг поняла, что девушка безотчетно наслаждается всеобщим вниманием и обретенной ею на время властью. Это разозлило Кэсс, но потом она подумала: так даже лучше. Значит, что бы ни случилось, Ида сумеет справиться с бедой. Ведь с того самого момента, как девушка переступила порог ее дома, Кэсс, не отдавая себе в этом отчета, приготовилась к худшему.

– Вообще-то, – произнесла Ида, глядя на Вивальдо, – я просила маму в случае чего звонить сюда.

– Тогда и говорить не о чем, – подвела черту Кэсс. Она посмотрела на часы. – Дети придут домой примерно через час. Думаю, мы успеем еще по одной пропустить.

Ида широко улыбнулась.

– Неплохая мысль.

Улыбка очень красила девушку. Она сразу стала похожа на озорного уличного мальчишку. И в то же время глаза ее светились чисто женским лукавством. Вивальдо не спускал с нее глаз, легкая улыбка играла на его губах.

Снег, который синоптики обещали на канун праздника Благодарения, пошел только поздно вечером, он медленно и как-то робко кружил в воздухе, слабо поблескивая на лету, и таял, едва коснувшись земли.

Весь день над Манхэттеном стояло холодное зимнее солнце, про которое говорят: светит, да не греет.

Кэсс поднялась раньше обычного, накормила детей и проводила их в школу. Ричард, позавтракав, уединился в кабинете – он уже с утра был не в духе. Кэсс убрала квартиру, прикидывая в уме меню завтрашнего праздничного обеда, а потом отправилась за покупками и вообще немного проветриться.

Отсутствовала она больше, чем предполагала, – ей нравилось бродить по городу. И лишь изрядно продрогнув, поспешила домой.

Они жили в районе Уэст-Сайда, в конце 23-й улицы, здесь в последнее время селились пуэрториканцы. Поговаривали, что район пришел в упадок из-за них, хотя никто не помнил, чтобы он и раньше высоко котировался. Кэсс считала, что район давно уже был захудалым – в нем всегда жил простой люд. Что касается пуэрториканцев, то они ей даже нравились. Они не казались ей грубыми, напротив, она находила этих людей, учитывая условия их жизни, скорее мягкими, дружелюбными. Ей нравилось, как тепло и шутливо они общаются, как ссорятся – импульсивно и открыто, нравился живой блеск в глазах и то, как они держат себя с детьми, не разделяя тех на своих и чужих, – любой ребенок мог всегда рассчитывать на помощь окружающих. Даже когда мужчины свистели ей вслед или, дружно хохоча, кричали вдогонку разные непристойности, Кэсс не испытывала раздражения или страха – в их словах не было враждебности, разлитой в самом воздухе Нью-Йорка. Они не проклинали то, чего безумно жаждали и одновременно страшились, они просто подшучивали над тем, что хотели и умели любить.

И сейчас, когда Кэсс поднималась по ступеням своего дома, пуэрториканский юноша, который вечно околачивался по соседству, радушно улыбаясь, распахнул перед ней входную дверь. Она подарила ему в ответ улыбку и, поблагодарив как можно теплее, вошла в лифт.